Особенно слово «семья». Единственное время, когда я понимаю, что такое семья — время, когда я ем один. Когда я могу перейти от мозга отца к мозгу сына, от мозга брата к мозгу его сестры, когда могу почувствовать все обиды, смешанные с преданностью, завистью и гневом с упрямой, крепкой любовью. Это редкий и замечательный опыт, но я получаю его, чаще всего, только по праздникам, когда семьи по-дурацки собираются в одной комнате, позволяя теплому жару свечей и аромату жареной индейки проникать через заколоченные окна, словно маня меня в то время, пока я блуждаю по ледяным улицам.
Я смотрю и слушаю. Я слышу их смех. Я слышу их разговоры в этих милых, непрерывных ритмах, которые ложатся в основу воспоминаний, что прячутся во внутренних складках мозга. Я один, спотыкаясь, бреду через весь город в темноте, стараюсь не допустить, чтобы холод ночи заморозил мою кровь. Пока я с открытым ртом смотрю на мерцающий из окна свет, снежинка падает на мой глаз. Потом еще одна на язык. Какая-то часть меня помнит, каков снег, но это первый раз, когда мой новый разум увидел его. Снег смягчает раскрошенные тротуары и меняет ржавый цвет крыш на белый. Это красиво. Он хрустит под моими ногами, когда я двигаюсь в сторону дома, желая одного — понять.