Разговор не клеился. Присутствие «дрянной девчонки» не давало Вадиму вести беседу.
— Нет, я так не играю, — признался он жалобно. — У меня такое ощущение, будто нас подслушивает и подсматривает вся планета.
— Неприятно, да, — согласилась Катя. — Боюсь, до Любимовки придется помолчать. Вы не знаете, как долго ехать?
— Никогда не ездил, — вопрос поставил Вадима в тупик. — Но говорят, до Любимовки километров сто двадцать. За Аргалакским лесным массивом — а по нему мы как раз и следуем — трасса на Парабель. Дай бог выберемся, там покатим поэнергичнее.
Блондинка подалась вправо, вытянула шею — старалась рассмотреть, чем там занимается девчонка. У Кати был ровный золотистый загар — от корней волос, венчающих лоб, до худенькой ключицы, дерзко смотрящей из распахнутого ворота байковой рубашки апаш. Очевидно, прошедшим летом Екатерина в отличие от Вадима времени не теряла. Он тоже обернулся. Безбилетница вняла совету: скрючилась с ножками на сиденье, отвернулась к окну. Мерно подрагивал смешной помпон. Очень трогательно. Не страдающий излишней сентиментальностью, Вадим почувствовал жалость. С девчонкой явно творилось неладное. Не может просто так ребенок, без денег и «конвоя», оказаться в автобусе, идущем неизвестно куда.
— Эй, граждане, производится бесплатная раздача пива! — раздался в начале салона веселый голос, и над сиденьями возник безволосый с улыбкой до ушей. В руках он подбрасывал две емкости из темного стекла. — Подходите, граждане, налетайте!
— Вот она, широкая русская душа, — шепнул Вадим. — Наберут бутылок двадцать, чтоб потом не отвлекаться, а после не знают, куда девать. Вы не хотите пива, Катя?
Блондинка покачала головой.
— Не хочу. Я считаю, что все надо делать вовремя. Летом пить пиво и сухие красные вина, в сентябре неплохо бы пошел «Токай» семьдесят шестого года…
— А зимой белый «Мартини» и портвейн «Саваж» с безумным послевкусием, — подхватил Вадим, — особенно при горящем камине и любовно сервированном столике. Вы не хотели бы составить мне компанию, Катя? Я знаю один превосходный камин. Это на углу Красного проспекта и Потанинской, двор недавно лопнувшего банка. Скажем, в конце сентября? Вы добьетесь просветления и прозреете, обещаю.
— А вы не опережаете события? — Катя покосилась на подозрительно застывший помпон.
— Ну что вы, — Вадим перехватил ее взгляд. — Я всего лишь мечтаю, Катя. Мечты в теории опережают воплощение их на практике. К сожалению… — он закрыл глаза, откинул голову и добавил: — А в паузах между сбычами мечт уместно и пиво. В любую погоду. — Однако за пивом он не пошел. Сколько ехать, неизвестно, а мочевой пузырь не резиновый.
Кольцов не помнил, сколько прошло времени. Он не спал, в памяти крутились события последних дней, вспоминались причины, вынудившие его оказаться именно в Томской губернии, а не где-нибудь, скажем, у экватора. Слух фиксировал звуки. Валюша на заднем сиденье тяжело вздохнула, зашуршала курточка. Скрипнули кроссовки — девочка поменяла позу. Зашумел народ в передней части салона. Минуту назад красавчик «мачо», охотно присоединившийся к дармовому угощению, рассказывал бородатый анекдот, слушатели лениво хмыкали, а дамы, как ни в чем не бывало, трещали, вернее, трещала одна, а другая поддакивала. Теперь в голосах звучали нотки недоумения и взволнованности. Заговорил целый хор, но Вадим различил лишь одну фразу — «Чего-то, мужики, я не втыкаюсь», — которую проговорил безволосый. Вадим открыл глаза. Машинально глянул на циферблат — полтора часа в пути, верст восемьдесят отмахали. За шторами — нескончаемые ельники, ничего нового или необычного. Необычным было только то, что автобус ехал не укатанным большаком, которых даже в удаленных уголках Сибири хватает, а какой-то узкой лесной дорогой, буквально раздвигая еловые лапы.
Кольцов покосился на соседку. Катя дремала, склонив на плечо симпатичную головку. На «камчатке» завозилась Валюша, узкая ручонка вклинилась между сиденьями и ущипнула Вадима за плечо.
— Эй, слушай, мы какую-то сетку проехали…
— Ты что, офигела? — Кольцов вздрогнул от боли. — Какую еще сетку?
— Откуда я знаю, какую? Сетка в лесу. Ее деревья прикрывали, а я увидела. А еще фигня какая-то вроде шлагбаума. Но не шлагбаум… а такая, знаешь, железка на катушку похожая, на нее еще канаты наматывают, когда корабли пристают.