Она возникла на белой шкуре будто из небытия. Никто не успел заметить, как и когда это случилось.
(ОНА? Быть может, уже ОН?)
Бывшая лашии в глубоком трансе. Глаза полуприкрыты. Флейта Колдуна поет над самым ее ухом.
Ой-ееей! Рождается новый сын Мамонта!
Ой-ееей! Рождается отважный охотник!
Ой-ееей! Новый брат входит в наш круг!
Колдун трижды за руку обвел Найденыша вокруг костра и поставил спиной к пламени. Казалось, обнаженная девочка совершенно не ощущает холода; казалось, от ее тела исходит неведомый жар: снег таял под босыми ступнями, как под горячими головешками.
Колдун убрал флейту и высыпал в огонь щепоть белого порошка:
– Отпусти! Отпусти! ОТПУСТИ!
Красный порошок последовал за белым – и вновь те же слова, произнесенные с такой силой, что было заметно, как запульсировала жила на виске Колдуна:
– Отпусти! Отпусти! ОТПУСТИ!
И вдруг – среди общего молчания язык пламени взвился как будто из самой сердцевины костра, коснулся обнаженных лопаток, опалил спадающие на плечи волосы и опал, скрылся в недрах огня…
– А-а-а-а-а! – раздался единодушный возглас.
И словно Голос Неба, прозвучали слова Колдуна, вернувшие в Средний Мир не прежнюю девочку-дикарку – человека! Их нового собрата!
– Ты Анго, Найденыш, ставший сыном Мамонта!
Часть 4
ДЕТИ ВОЖДЯ
Глава 23
КТО КОГО?
Вот и зажил своим домом, своей семьей Дрого. И Нага с детьми новую семью обрела. Опустело жилище вождя. Впрочем, не совсем опустело: в нем поселился новый, нежданно-негаданно обретенный сын. Анго. «Посланец духов», – так сказал Колдун.
Анго старался изо всех сил. Научиться всему тому, что знают и умеют всемогущие (так звал он про себя своих обретенных родичей), жить их жизнью, стать не просто охотником – лучшим. Таким, как его брат! Днем он постигал искусство ставить силки, метать дротик, управляться с копьем и кинжалом, стараясь не замечать стесняющей одежды («Даже думать об этом не смей! Ты не лашии, ты человек!»), а по вечерам завороженно слушал долгие рассказы вождя. О Больших охотах, о схватках с чужаками, о весенних многолюдных свадьбах и о многом другом. Рассказы о жизни переплетались с повествованиями о Великом Мамонте, о предках, о Начале Начал… Арго был рад, что обрел такого внимательного слушателя. Без него было бы совсем одиноко, совсем печально засыпать под горькие воспоминания, под мысли о том, что все проходит и скоро – на ледяную тропу. Вслед за Айей… Нет. куда как лучше вспоминать вслух. Хорошее. Особенно когда видишь эти распахнутые глаза, полуоткрытый рот, кажется втягивающий каждое слово… Это правда: к старости становишься болтливым. И одиноким.
Не все давалось легко. Анго уже хорошо понимал человеческую речь, сам говорил почти без ошибок. Но и здесь были сложности: порой все слова вроде бы понятны, а смысл все равно ускользает! Переспрашивать надо, а этого не любят. Он уже научился добывать и кормить огонь. Был уверен: это – самое важное и трудное дело! Оказалось же – совсем просто!.. А вот кремень никак не давался: разлетался под сильными, но неловкими ударами. И бросок копья был сильным, но не точным. Зато идти по следу – здесь и он кое-чему мог бы поучить своих братьев, если бы не стеснялся своей неловкости, неуклюжести. Рядом с другими охотниками он порой невольно чувствовал себя как лашии, особенно в тот момент, когда подавлял невольное желание прыгнуть на хребет оленя, отбросив все эти острые палки, зарычать и рвать, рвать его горло зубами и ногтями!..
И еще одно смущало и волновало Анго. Ему сказали: огонь отпустил его, слизнул и взял женское естество. Теперь он – мужчина, охотник! Да он и чувствовал себя совсем по-другому. Действительно мужчиной! Но почему же тогда не изменилось само тело? Долго колебался Анго и наконец решился спросить об этом самого Колдуна. Тот не посмеялся, ответил, хоть и не очень понятно:
– Переменилось основное: твой дух. Женское ушло. Переменится ли тело? Не знаю. Это как решат предки и духи-покровители. Но ты все равно мужчина. И на ледяную тропу мужчиной уйдешь, и вновь возродишься – уже в мужском теле.
Ну что ж. Главное свершилось: в этом ли, в ином ли теле он теперь не лашии. Сын Мамонта!
Колдун часто навещал жилище вождя. Иногда тоже рассказывал что-нибудь интересное и малопонятное. Чаще – расспрашивал. Он не забыл слова Дрого о ночном страхе. Сам-то Дрого, поди, и не вспоминает об этом, не до того! А Колдун помнил. Это мог быть, конечно, какой-то местный дух, из ревнивых и злобных, не терпящих чужаков. Но после обряда Колдун сильно усомнился в этом: духи – и знакомые, родовые, и новые, этих мест, – явно покровительствовали свершившемуся. Значит, страх был не от них. Так что же тогда? Неужели?.. Дрого что-то почувствовал, коль скоро оберег попросил. Он знает, он уже сталкивался с Врагом… Но при чем тут лашии? А ведь девочка чего-то боялась, что-то знала…
К сожалению, расспросы мало что дали. Анго явно не хотел говорить о прежней жизни, о лашии : ему казалось, что даже разговоры возвращают его назад, туда, в ненависть, грязь и голод… И в страх! Он отвечал – из почтения к Колдуну, но когда говоришь через силу, и слова улетучиваются куда-то, и язык становится невразумительным. Колдун все же понял, что у лашии девочку считали как бы чужой, но никакой другой жизни она не помнит. Боялась кого-то очень, очень страшного. Темный. По ночам приходит. Сильный, сильнее всех. Все боялись. Но теперь Анго не трусит: он человек, не лашии, он сильнее… А тогда, с Дрого, да, боялся. Не знал, что Дрого могуч. Боялся ли сам Дрого? Нет конечно, Дрого никого не страшится, Дрого всех победит!..
Трудно, очень трудно догадаться, кто такой этот Темный. Колдун готов был поверить в то, что это просто самый сильный самец. Вожак, которого боятся – пока, но который будет неизбежно убит и съеден, как только начнет терять силу. Но смущало одно: почему он «по ночам приходит»? И что означают эти взмахи руками, которыми Анго всякий раз сопровождает слова о Страшном?
– Анго, ответь: а днем Страшный приходит?
– Теперь Анго нет Страшный! Днем нет, ночь нет…
– Да, да! А тогда, у лашии, днем Страшный бывал?
– Страшный? У лашии всегда страшный, бить много-много…
– А Темный днем появлялся? Или только ночью?
– Темный день нет, ночь, только ночь. Темный. Страшный.
Вновь и вновь, как прежде, еще там, возвращаясь к себе, Колдун подолгу останавливался у самого Огненного круга, впитывая в себя глухую ночь. Нет, ничего, кроме обычных лесных звуков: скрипнет от мороза сосна, упадет ком снега – и вновь тишина. Только собственное сердце бьется почему-то все сильнее, все тоскливее, и крепче стискивают пальцы рукоять осинового посоха…
Дни шли за днями. Охотники все более привыкали к собрату-новичку, так неожиданно и быстро получившему Родовые знаки, охотничью одежду и оружие. Впрочем, то один, то другой нет-нет да и напомнят:
– Ты хоть и стал мужчиной, да Посвящения еще не прошел!
Особенно щедр на поучения старый Гор.
– Смотри! Пуще всего – закон блюди! Металку держать научишься, дротик делать научишься, след и так берешь! Только ежели от закона отступишься… Был у нас один такой…
– Да! Да! – взволнованно кивал молодой охотник. – Анго знать закон! Анго – человек, сын Мамонта! Великий Мамонт дал закон человекам, – Анго блюди закон!
Старый Гор улыбался и хлопал по плечу так, что Анго невольно вздрагивал.
– Вот-вот! А теперь – бери-ка свои дротики и пойдем к той сосне…
Анго, гордый и счастливый, шел за старым охотником, чтобы вновь и вновь учиться точному броску. Он научится, обязательно научится! А придет время – докажет всем, что нет у него иных братьев и сестер, кроме детей Мамонта!