Тревожно и жалобно заухала ночная птица – тотем Гарта и его людей… Арго встал:
– Пусть те, кто сделал сегодня свой выбор, подведут своих избранниц сюда, к вождям трех Родов!
Сказано мало, но сейчас он не способен на большее. Арго опустился на свое место и вновь посмотрел на свою дочь и ее жениха. И в обманчивом, колдовском свете Одноглазой ему вновь почудилось: Айрис мертвенно бледна, а на рубахе Киику расплывается какая-то странная тень, словно и не тень это вовсе, а кровавое пятно!
Нава была здесь же, со своей семьей, рядом с Киику и Айрис. Нет, над ней никто не смеялся, даже самые ехидные и завистливые неудачницы предпочли прикусить свои язычки. Слишком опасно: уж очень завидный и такой необычный жених этот ее великий следопыт! Отпустишь острое словцо, а завтра (или, чего доброго, прямо сейчас! ) он объявится и скажет, как тогда, в осиннике: «Лашии приходили за добычей, но они сами не ушли от Мала – не ушли, даже без добычи!» И что тогда будет с насмешницей? Позора не оберешься!
Самое большее, на что решались незамужние Серые Совы, поглаживающие с деланным сочувствием плечи первой красавицы, которая, несмотря на всю свою красоту, так же, как и они, должна вернуться этой ночью под родительский кров, – говорить со вздохами: «Ах, Нава! Все же трудно тебе придется с твоим следопытом! Мал, конечно, герой, а все же человек странный! Это и простые охотники говорят…» Но сама Нава не реагировала ни на что, просто молчала. Ни слез, ни ответа! Будто и не от нее вовсе сбежал жених! Будто он никуда и не сбегал и сейчас поведет Наву к вождям. А что, если Мал ей все сказал и попросил молчать?..
С Навой происходило что-то странное. Казалось, она перестала ощущать себя, свое тело! Это было так необычно, так ни на что не похоже, что как будто даже ее горе… Нет! Теперь она знает : Мал не вернется и мужем ее не станет! И лашии тут ни при чем… Но вместе с этим знанием пришло другое, отличное от всего того, что она чувствовала прежде, и сейчас это новое занимало ее больше всего остального.
Видимо, это началось тогда, когда она рыдала на плече Айрис. Наве казалось: ни за что, ни за что на свете не сможет она выйти к людям, показаться на глаза своим, смотреть, как другие пары – не она и Мал! – будут вкушать сердце большерогого! Но понимала: пойдет! выдержит! И выдержала легче, чем думала! Наверное, потому, что стала… сама не своя?
Перестала себя ощущать? Не совсем так! Вот – ее рука гладит мягкую, нежную замшу ее «свадебного» платья, вот – холод скользкой бивневой подвески, а вот – боль от острия заколки! Сзади – дыхание матери, она вся в тревоге за дочь!.. Недовольное сопение отца… А вот тепло – мягкое, уютное: младшая сестренка прижалась к спине и обняла… Так непохоже на вкрадчивые поглаживания тех… Совушек-неудачниц! И рука Айрис (вот она! ) совсем другая…
Нет, ощущения были, но не совсем те, что прежде. Они менялись; за ними открывалось нечто, более глубокое, более интимное… И более странное! И появлялись – цвета и запахи! Почему-то прикосновения Совушек-неудачниц отдавали липкой желтизной и сладковатым гнилостным запахом; в нежно-зеленых объятиях сестренки тоже было что-то желтоватое, но совсем иное, и запах другой – клейкий, кисленький, но совсем не отвратительный!.. И лазурная Айрис… (но почему меняется ее цвет?! ).
Изменялся и мир вокруг. Это было похоже на почти забытое: раннее детство, хонка, тонкое замшевое одеяло давит, как шкура мамонта, сбросить бы, но нет сил… Маленькая Нава не может пошевелиться, но видит: и не шевелясь можно уйти куда-то очень и очень далеко. Она знает, что это – ее дом, где все знакомо до мелочей, но прямо отсюда открылись иные, невесть куда ведущие тропы. Чтобы пойти по ним – не надо вставать… Она скользит вниз, сквозь лапник, все быстрее и быстрее… Страшно; скорее назад!.. Нет, она – на месте, но открылся новый путь – туда, к очагу, и дальше сквозь него… И вот сейчас, когда она смотрит на пригорок, на вождей, на березы… оглядывается на Большую воду… Так похоже на то, забытое! (Потому-то и вспомнилось… Может быть, снова напала хонка? )
Молодые пары двинулись к вождям. Вставая, Айрис обняла Наву и горячо прижалась к ее щеке. (Что это? Какое-то синее пламя и… Страшно! )
Нава во все глаза следила, как Киику и Айрис всходят на пригорок, подходят к блюду с сердцем и печенью большерогого. Звучат слова, которые она так надеялась услышать сегодня – от другого и о себе!
– Вождь, эта юная дочь Мамонта войдет в наш Род хозяйкой моего очага, чтобы детей Серой Совы стало еще больше!
Боль? Зависть? И да и нет: сейчас Нава была слишком захвачена тем новым, что стало ей открываться…
Почему они такие белые?!
Сияние Одноглазой? Нет, не только; Одноглазая светит на всех, но все остальные – такие разные, и ни у кого нет этой пугающей, однородной белизны!
Почему они такие белые? И что это на спине Киику?!
Неужели никто не видит? Вожди… Колдуны…
Старый Колдун детей Мамонта, говорят, ты мудрый, почему же ты ничего не видишь, почему бормочешь что-то совсем не важное… Посмотри, вглядись, это же кровь! И Айрис…
Наве показалось, что прямо в нее (внутрь ее! ) ударила громовая стрела. На миг все стало ослепляюще понятным – и чернота. Нава без чувств повалилась на руки матери и сестер.
Колдун мучительно размышлял о случившемся. Какая опасность могла заставить Мала уйти с оружием прочь от Большого костра? Лашии? Почти невероятно: после того, что произошло прошлой осенью, та орда давным-давно должна была покинуть эти места; иное дело, если бы те, двое, не ушли без добычи… Разве что другие… Пришедшие издалека «жаждущие крови» или похитители невест? Невозможно: для нападения – самое неподходящее время и место! Да и не пошел бы Мал против таких врагов в одиночку! А если бы и пошел, услышали бы шум схватки; давно бы все разъяснилось… И уж совсем невозможно – враг-хищник: сюда, к костру и скопищу людей, не сунулась бы и стая тигрольвов! Да, если опасность, если враг, то только лашии …
Ну а если не враг? Если Мал попросту не выдержал? Вспомнилось: «…поверь, пойми, эта боль нестерпима! » Но тогда…
Айрис приняла с ладони Киику сердце большерогого и нежно улыбнулась своему мужу. Но глаза грустны, а как они сияли, как радовались, когда ее подруга надевала на Мала свадебный пояс… Ах, Мал, Мал, победитель тигрольва и лашии! Что же ты не победил себя самого, – хотя бы ради той, кого так любишь!
Внезапно Колдун почувствовал, будто чьи-то тонкие пальцы шарят вслепую в его голове! Кто-то пытается проникнуть в его мысли, добраться до его «я»… Колдун защитился мгновенно и резко, – так умелый боец отражает удар врага, нападая! И сразу же пожалел: конечно, это мог быть только Мал, почувствовавший свою Скрытую силу и пробующий ее на ощупь, быть может, неосознанно… И вот теперь, поторопившись, Колдун лишил себя единственной возможности узнать что-то о пропавшем охотнике от него самого! Нет, сегодняшний день для Колдуна – день сплошных неудач! Послышался встревоженный шум. Колдун посмотрел туда, откуда он доносился. Бедная Нава! Ты храбро держалась, но в конце все же не выдержала! Хорошо, если к тебе сейчас не подберется хонка ; для нее напасть на ослабевшую – излюбленное дело!