Броневой поезд сейчас походил на огромное серое чудовище, которое насторожилось — в амбразурах броневагонов задвигались стволы пулемётов, морские орудия на стальных площадках угрожающе опустились.
— Давай! — спокойно сказал Авинов.
Исаев резко закрутил рукоятку «адской машинки». Два взрыва грянули как один, вскидывая в воздух гравий, пыль, расщепленные шпалы, загибая рельсы.
«Ревматы» — революционные матросы, — составлявшие «кожаную сотню», личную гвардию Троцкого, не отличались сообразительностью, но на то, что они попали в западню, их понимания хватило.
Бешено задолбили пулемёты, ни к селу ни к городу выстрелила гаубица, уславшая снаряд вёрст за десять.
— Огонь! — закричал Кирилл.
42-линейки ударили вразнобой, выблеснули огнём, стреляя почти в упор, и тут уж никакое блиндирование не выдерживало — броню разрывало с визгом и грохотом, пулемёты смолкали один за другим. Круглая башня, разворачивавшая ствол шестидюймовки, вдруг замерла.
Артиллеристы Гулевича били по бронеплощадкам, выводя из строя морские орудия «Предреввоенсовета». Не стоило искать Троцкого среди тех, кто отстреливался в броневагонах.
— Огонь!
Подключились танки. Их калибр был послабже, но рвать металл могли и трёхдюймовки, особенно если стрельба шла практически вплотную.
Огонь вёлся и с противоположной стороны — там орудовал Саид — только взрывы слышны были глуше.
— Вперёд!
Петерс выскочил первым.
— Вторая рота, за мной, в атаку!
— Ур-ра-а! — грянула вторая рота, выносясь из соснового бора.
С лязгом и скрежетом распахивались стальные дверцы броневагонов, навстречу белым бросались здоровенные матросы в кожаных куртках, штанах и будёновках, с красными звёздами на рукавах и с жестяными шевронами «Поезд Предреввоенсовета».
«Ревматам» хватило ума понять, что под дулами пушек не отсидишься, сдохнешь скорее. И пусть они окажутся без защиты брони, будет надежда прорваться и уйти.
От души паля из маузеров, часто с обеих рук, матросы яростно атаковали белых, нарываясь на короткие и длинные очереди из ППТ.
Положив парочку «кожаных», Авинов ворвался в броневагон, постреливая в тёмные углы «для профилактики».
Выстрелы отдавались гулом, металлические стены усиливали звук, почти оглушая.
Приоткрылась дверь одного из купе, мелькнул ствол.
— Ложись! — крикнул Исаев.
Кирилл, не думая, бросился на пол, краем глаза улавливая бросок гранаты.
Металлическая дверь захлопнулась, уже пропустив «подарок». Короткий грохот, удар — и в щели пополз едкий дым.
Вскочив, Авинов бросился по коридору, освещённому тусклыми лампами под клёпаными бронелистами потолка.
Дроздовцы бежали следом с гулким топотом, отворяя двери, стреляя сразу или сперва угощая матросов прикладами.
Обернувшись, Кирилл узнал Сороку, Букеева и прочих из четвёртой роты. Ну от этих милости не дождёшься. Лютый народ.
С разбегу Авинов ввалился в салон-вагон, поражавший блеском и роскошью — диваны, кресла, зеркала, хрусталь, позолота, картины…
Кирилл увидел спину убегавшего в чёрной кожаной шинели и крикнул:
— Стой! Стрелять буду!
Убегавший тотчас же развернулся, оборачивая к Авинову жёлтое лицо с ощеренным ртом. Усы, бородка, пенсне… И маузер.
Кирилл хотел было метнуться в сторону, уходя с линии огня, но сзади подбегал Сорока, тогда пуля достанется ему…
Финский нож, с силою брошенный Исаевым, просадил руку Троцкого, вскидывавшего пистолет.
— Ай! — И маузер падает на роскошный ковёр, истоптанный сапогами.
— Этого — живьём! — твёрдо сказал Авинов, удерживая рванувшегося подпрапорщика.
Елизар Кузьмич и здесь оказался первым. Вот только здесь стоял, а уже гнёт предреввоенсовета, сгибает его в три погибели, вяжет, пакует…
Кирилл нагнулся, подбирая маузер Троцкого с рукояткой, инкрустированной орденом «Красное Знамя». Сувенир будет…
— Сердар!
— Саид, держи эту сволочь и береги, как невесту друга!
— Так это же Троцкий!
— Потому и береги. Он нам расскажет мно-ого интересного. Правда, Лев Давидович?
— Нен-навижу, — просипел наркомвоен, тараща глаза, налитые кровью. — Ну почему, почему я не приказал тебя расстрелять, Авинов?!
— Да я и сам еле сдерживаюсь, — чистосердечно признался Кирилл. — Так и тянет повесить тебя, паскуду, на ближайшем суку!
В это время в салон заглянул Котов.
Не замечая Троцкого, обессиленно севшего на кожаный диван, он отдал честь и доложил:
— Ваше высокоблагородие, поезд наш!
— Отлично! Мы его не слишком раскурочили?
— Да не-е… Капитан Рипке говорит, что починит за неделю. Всё на ходу, а пробоины латками заварить можно. Пути уже починяют… — Тут Степан разглядел бывшего хозяина бронепоезда. — Ух ты! Сам?!
— А то! — хмыкнул Исаев.
— И ты, Брут! — криво усмехнулся Троцкий, с ненавистью глядя на Котова. — И ты с врагами народа снюхался?
Авинов ожидал более резкой реакции от Степана и уже изготовился перехватить его руку, если дроздовец потянется за оружием, но тот оставался спокоен.
— Врага народа Елизар Кузьмич повязал, — проговорил Котов и фыркнул: — Народ, главное! Ты, падла, в Кремле прописан и наркомовский паёк жрёшь, а народ по карточкам ржавую селёдку получает, по хвосту в руки. И, пока ты коньячок хлебаешь под ананасы, народ морковным чайком пробавляется с сахаринчиком!
— За помещиков, значит? — скрипел по-прежнему наркомвоен. — За буржуев?
— Так вы и есть новые буржуи! — Степан обвёл руками роскошный салон. — Вот этого у народа нет! И вообще, насрать мне на тебя. Разрешите идти, ваше высокоблагородие?
— Ступай, Котов. Передай Рипке, чтобы закрасил старое название.
— Разрешите спросить: а какое новое будет?
Кирилл сказал, и Степан расцвёл.
— Тихменёв! Тебе важное задание — доставишь Троцкого в Харьков.
— Так точно! На «ильюшке»?
— Да. Вылетишь ночью. Подгадаешь так, чтобы прибыть на место засветло. Текинцев для охраны я тебе дам. Исполнять.
— Есть!
— Кузьмич, выводи этого упыря.
— Шагай! Яд-дрёна-зелёна…
Авинов вышел на свежий воздух и улыбнулся. Накатило ощущение безмятежной радости, как в детстве, когда бываешь счастлив от одного того, что живёшь.
Солдаты бодро стучали ломами и ширкали лопатами, ровняя полотно. Исковерканные рельсы уже валялись под насыпью, дроздовцы, берясь за шпалы по двое, аккуратно укладывали их.
— Па-берегись!
Вот и первый рельс лёг, благо на контрольных платформах бронепоезда этого добра хватало. Звонкие удары кувалд по костылям озвучили конец заботам «путейцев».
Трупы матросов уложили под деревьями.
Целая толпа прислуги наркомвоена — повара, шоферы, печатники и тому подобный люд — тщательно отмывали и оттирали вагоны изнутри.
Скоро их выведут наружу и вручат лопаты — пускай хоронят своих сами. А до Апраксина идти пять минут…
— Штабистов не трогать! — строго сказал Кирилл. — Сейчас мы красным такие приказы разошлём, таких команд наотдаём, что сам чёрт ногу сломит!
— Это правильно, — поддакнул Конради. — У комиссаров и без нас бардак, а мы им устроим бардак в дурдоме!
Двумя часами позже бойцы ОМСБОНа закончили выводить на стенке блиндированного вагона крупными белыми буквами: «Капитан Иванов».
Оба бронепаровоза разводили пары.
— На Орёл, ваш-сок-родь? — бодро осведомился Исаев, подкручивая усы.
— Так точно, Кузьмич, — улыбнулся Авинов, наблюдая за «похоронной командой» через открытую бронезаслонку. — Пошалим немного…
Сняв трубку телефонного аппарата, он сказал:
— Командира бронепоезда к телефону.
— Я у телефона, господин подполковник, — послышался голос капитана Рипке.
— Ход вперёд.
— Слушаю, господин подполковник!
«Ход вперёд, — подумал Кирилл. — Да, это то самое, что нам всем сейчас нужно. Полный ход вперёд!»