Выбрать главу

Она кивнула.

Пилар не чувствовала ни малейшего желания спать и была болезненно насторожена, когда они въехали во двор маленького каменного дома, стоящего на склоне холма.

Желтый свет лампы пронизал дождевую морось, осветив молодую женщину, стоящую в дверях. Самый старший из мужчин, Балтазар, позвал женщину, и она ответила ему. Они тихо переговаривались. Рефухио спрыгнул на землю и, взяв Пилар за талию, снял ее с седла. Она скользнула в его объятия, конвульсивно цепляясь за его плечи, пока не утихла боль в ногах. Она подумала, что надо бы спросить, куда он привез ее, но не была уверена, что он согласится ответить. Она была слишком измучена.

Рефухио подтолкнул ее к двери. Женщина, встревоженно глядя на нее, посторонилась, давая ей пройти. В это время Рефухио окликнули, и он вернулся во двор.

— Меня зовут Исабель, — мягко сказала молодая женщина. — Ты, должно быть, устала до смерти. Сядь у огня и обсушись.

Пилар была благодарна ей за сочувствие. Она подошла к закопченному очагу, занимавшему почти всю стену, и протянула руки к огню. Поблагодарив Исабель, она назвала свое имя.

— У меня есть немного супа, — предложила Исабель. Она закрыла дверь и, легко подойдя к очагу, подвинула котелок к огню. Суп, расплескавшись, зашипел на углях. Исабель, казалось, даже не заметила этого. Краешком глаза глядя на Пилар, она пояснила: — Скоро он будет горячим.

— Звучит заманчиво, — только теперь Пилар поняла, что неимоверно проголодалась.

Женщины напряженно улыбнулись друг другу. Тоненькую и живую И сабель нельзя было назвать красивой, но в ней была какая-то мальчишеская пикантная привлекательность. Пушистое облако каштановых волос было стянуто линялой, лентой. Глаза, зеленые, как трава по весне, были чуть раскосыми. В ее движениях, быстрых и импульсивных, было что-то кошачье. Она казалась очень уязвимой.

Дом был старый и внутри оказался больше, чем выглядел снаружи. Хотя в нем была лишь одна комната, занавешенные альковы с другой стороны очага, очевидно, служили спальнями. Земляной пол был утоптан до твердости камня. Потолок был черен от копоти, а со стропил свисали связки чеснока, лука и маленькие окорока сухого копчения. На них даже не была опалена щетина. Запах их витал в воздухе, смешиваясь с ароматом ветчины и бобового супа. Мебели почти не было, только посреди комнаты стоял стол, над которым висела лампа, да пара грубо сделанных скамей стояла рядом у очага.

Исабель разливала суп. Женщины не разговаривали, хотя настороженный взгляд Исабель не единожды останавливался на Пилар.

Дверь за их спинами распахнулась, ударившись с грохотом о стену. Исабель вскрикнула и обернулась. Пилар, повернувшись, увидела Рефухио, большими шагами вошедшего в комнату. Он нес окованный медью сундук, в котором был церковный вклад. Рефухио поставил его на стол и откинул крышку, затем, перевернув сундук, вывалил его содержимое на стол и посмотрел на Пилар.

Сундук был на три четверти пуст. Те немногие монеты, что были в нем, были серебряными, а не золотыми.

— Залог мал, — сказал Рефухио, глядя на Пилар, и его глаза нехорошо блеснули. — И я должен был предвидеть это, ибо я знаю, откуда вы, Пилар Сандовал-и-Серна. Ну что ж, если это все, что вы мне обещали, я предпочту назначить свою цену.

3.

— Я не знала! Клянусь, я не знала! — Пилар медленно подошла, глядя на Рефухио. Между ними был стол. Она говорила правду, но тем не менее чувствовала себя виноватой, как будто она намеренно обманула главаря бандитов. Она должна была знать или хотя бы догадываться, что благородство не входит в число добродетелей, присущих дону Эстебану. Несомненно, он собирался передать этот более чем скромный вклад лично матери-настоятельнице, объяснив все последней волей матери Пилар и сняв с себя всякую ответственность. Когда Пилар узнала бы о его скупости, было бы уже слишком поздно.

— Я мог вам поверить ночью в саду, при лунном свете, — заявил Рефухио, — но, к сожалению для вас, обстоятельства изменились.

— Зачем мне лгать? У меня не было никакой возможности забрать это золото.

— Но вы считали, что, пообещав мне золото, побудите меня действовать. — В его словах слышался сарказм. Его лицо в свете очага отливало золотом и синевой, напоминая бронзовое изваяние, непроницаемое и безжалостное. Капли дождя, стекая с его волос, ползли по лицу.

Пилар нервно облизнула губы. Товарищи Эль-Леона — Энрике, Чарро и Балтазар, — вошедшие вслед за ним, избегали ее взгляда. Они смотрели в пол, на потолок, куда угодно, только не на Пилар и Эль-Леона. Они отошли от стола, сгрудились рядом с очагом, протягивая руки к огню и притворяясь, что больше всего на свете их интересует разогревающийся суп. Единственным человеком, напряженно наблюдавшим за происходящим, была Исабель. Пилар заговорила, и голос ее звенел натянутой струной:

— Было бы глупостью обещать то, чего я не могу обеспечить.

— Да, но если вы надеялись, что, когда это обнаружится, вы будете в безопасности у своей тетки?

— Я не стала бы обманывать!

— Вы из дома дона Эстебана. Почему бы вам не солгать?

— А вы — благородный изгнанник, которого оскорбляет разговор о деньгах? — парировала она с жаром. — Почему же вас так тревожит это золото?

— Хотя ваши прелести и представляют известный интерес, я не могу ради них рисковать жизнью моих людей. Еще меньше меня интересует это ничтожное количество серебра. Нам нужно золото, чтобы покупать лошадей, продукты, находить убежище, чтобы давать взятки, открывающие, когда это необходимо, двери тюрьмы.

— Мне очень жаль, что вы разочарованы, но повторяю, я не имею к этому отношения! Я ровным счетом ничего не могу сделать, чтобы исправить положение вещей.