«Нет, мистер О'Брайан», - перебил я его, - «если быть совсем честным с вами, если первое предупреждение его не остановило, его уже ничто не остановит, не так ли?
Может быть, ему нужно что-то подобное, чтобы поставить его на место».
К тому же, мне самому вынесли официальное предупреждение. Своего рода суровую лекцию от старшего полицейского, который недвусмысленно объяснил мне, почему я не могу бить полицейских только потому, что я с ними не согласен. Правда, с тех пор я больше не бил полицейских, но тогда в этом и не было особой необходимости.
Когда О'Брайан не ответил, я добавил: «Не думаешь ли ты, что пришло время Роджеру заплатить за это?»
«Он ещё молод», — снова попытался он. «Не думаю, что он был инициатором этой авантюры».
Слова Насира снова всплыли в моей памяти и заставили меня замереть. «Значит, ты тоже думаешь, что тут есть что-то большее?» — медленно спросил я.
О’Брайан выглядел озадаченным. «Что ты имеешь в виду?»
Я кратко пересказал ему слова Насира: он, похоже, уверен, что за недавней волной ограблений стоят не только дети, которые, по всей видимости, были ответственны. «Насир был настроен довольно оптимистично, — подтвердил я, — и, похоже, был полон решимости что-то предпринять».
«Ну что ж», — сказал О’Брайан. — «Мы с Насиром уже пересекались. Его отец умер, когда ему было около четырнадцати, и он скатился в пучину безумия».
Он влип в кучу неприятностей, но мне удалось вызволить его из тюрьмы, и в конце концов он смягчился, — он слегка улыбнулся. — Насколько я помню, у него был довольно вспыльчивый характер. Несколько лет назад вчерашнее маленькое приключение было бы куда более в духе Насира.
«Должен признать, Роджер не показался мне таким уж безжалостным», – сказал я.
«Иначе он бы не помог мне вытащить старика из огня. Наверное, он спас ему жизнь».
«Он это сделал?» — О’Брайан звучал удивлённо. Он покачал головой и несколько раз цокнул языком. «Он мне не сказал».
«Твоя самая большая проблема, — сказал я, желая помочь вопреки всему, — в том, что людям здесь нужен козёл отпущения за травмы Фаримана, и сейчас им является Роджер. Не думаю, что они будут рады, если он отделается таким лёгким способом».
«Но если он помог спасти этого парня, они наверняка не будут возражать?»
«Если бы Роджер и его дружки не попытались ограбить Фаримана, его бы вообще не пришлось спасать», — сказал я. «Послушайте, мне жаль, мистер О’Брайан, но сейчас страсти накалились, и я не знаю, что, по-вашему, я могу с этим поделать».
«Ну», сказал он, прочищая горло, как будто воротник внезапно стал ему слишком тесным, «я надеялся, что вы сможете убедить задействованных людей быть с ним помягче…»
«Ты шутишь», — вмешался я. «Сейчас я не звезда месяца из-за того, что остановил избивавших его мстителей, не говоря уже о том, чтобы попытаться вообще от него избавиться».
«Ну, может быть, если дело дойдёт до суда, ты сможешь за него заступиться. Расскажи им, как он помог спасти старика».
К тому времени, как эти бюрократические шестеренки начнут действовать в замедленном темпе, я уже буду далеко от Кирби-стрит, но меня все равно не прельщала перспектива смотреть Шахиде в лицо через весь зал суда, выступая в защиту одного из парней, пытавшихся убить ее мужа.
Я покачал головой. «Не думаю, что смогу вам помочь», — сказал я, вставая.
На этом интервью окончено.
О’Брайан тоже поднялся. «Ну, если ты принял решение, то оно принято».
В его словах прозвучала лёгкая резкость, которую он попытался смягчить, улыбнувшись мне. «Должен сказать, по-моему, ты занимаешь очень смелую позицию».
"Храбрый?"
Он бросил на меня оценивающий взгляд, линзы очков скрывали его глаза. «Что ж, если ты не на стороне защиты, то будешь одним из главных свидетелей обвинения, и Роджер знает, где тебя найти. Как, без сомнения, и его приятели», — осторожно сказал он. «А старший брат, как известно, тоже довольно крепкий орешек». Он наблюдал за мной, передавая эту информацию, но я не показал ему того, что он хотел увидеть.
«А потом ещё и само судебное разбирательство», — продолжил он. Он поджал губы, размышляя. «Неприятное занятие — выступать в суде, правда, Чарли?»
Я почувствовал, как краска отхлынула от моего лица, словно кто-то только что выдернул пробку из ванны. Он впервые назвал меня по имени, и от этой лукавой фамильярности у меня волосы на затылке встали дыбом.
В последний раз я был в суде, чтобы дать показания против группы моих бывших соратников. В последнее время я старался не думать об этом слишком много, но их имена всё ещё крутились у меня в голове, словно песнопение.
Доналсон, Хакетт, Мортон и Клей.