Пока я наблюдал, один из них поднёс кружку ко рту и отпил, и, проследив за его движением, я понял, что вижу знакомое лицо. Это был мальчик из сада Фаримана.
Роджер поставил кружку обратно на стол, придерживая ее одной рукой, а другой рукой подкрепляя свою речь, когда он серьезно разговаривал со своим собеседником.
Я был в некотором шоке, когда узнал и другого мальчика.
Наверное, я меньше всего ожидал, что он будет отдыхать в компании подростка-бандита, который мчится на длинную дистанцию. И всё же они сидели и болтали, как старые друзья.
Насир.
Пять
Водитель машины позади меня посигналил, заставив меня вздрогнуть, и я понял, что такси давно уехало. Я поспешно включил передачу и выжал сцепление с ловкостью первокурсника. «Сузуки» явно выразил своё недовольство, резко рванув вперёд, но затем отказавшись плавно переключиться на вторую передачу.
Ругаясь себе под нос на мелочь, я вернулся к работе. Последнее, что я мог себе позволить, – это пытаться ехать по тёмным пробкам в час пик, думая только о чём-то. Мне нравятся мои ноги именно такой формы, всё равно спасибо.
С трудом я отодвинул значимость только что увиденного на второй план. Роджер был из Копторна. Насир – из Лавандовых Гарденсов. Им бы следовало вцепиться друг другу в глотки. Раса почти не имела значения.
Я свернул через Грейхаунд-Бридж на дорогу в Моркамб, просачиваясь сквозь толпу машин, когда они останавливались. Вскоре я уже свернул в Лавандер-Гарденс и петлял по мрачным переулкам.
Я позволил себе блуждать в мыслях, снова и снова обдумывая это, пытаясь хоть как-то понять. Какая, чёрт возьми, связь между Роджером и Насиром? Я знал, что у Насира тоже были проблемы, но я также помнил, как он вышел из себя из-за нападения на дядю.
Тогда я подумал, что его гнев направлен на Роджера и его приятелей, но нет. Он знал обо всём этом гораздо больше, чем рассказывал. Мне нужно было поговорить с ним об этом. Попытаться добиться от него большего.
Возможно, О’Брайан лучше понимает, что происходит. Сворачивая на Кирби-стрит, я мысленно сделал себе заметку позвонить ему.
Затем из тени на дорогу передо мной вышел крупный мужчина, держа в руках предмет, похожий на бейсбольную биту.
Первой моей мыслью, когда я схватился за передний тормоз, было то, что Роджер каким-то образом уже пронюхал о моём намерении проехать всю дистанцию и разослал ребят. Время и логика не имели значения. Это был просто инстинктивный страх.
Шины «Сузуки» скользили по мокрому, скользкому асфальту, когда я заблокировал колёса, выехав задом. Каким-то образом мне удалось…
Велосипед неаккуратно остановился примерно в шести футах от него, наискось поперёк дороги. Я опустил ноги, меня трясло, сердце колотилось о рёбра.
Мужчина даже не попытался уйти с моего пути. Высокомерие вселило в него уверенность, что я вовремя остановлюсь. Что я не посмею его сбить. Интересно, пробовал ли он ту же тактику с автобусами и грузовиками.
Пару секунд ничего не происходило. Затем он важно двинулся мне навстречу, и я увидел, что бейсбольная бита на самом деле была одним из тех огромных фонарей. Из тех, что так любят напыщенные охранники, не имеющие права носить оружие.
Он подошел прямо к обтекателю, оттеснив меня. Он был настолько высоким, что мне приходилось задирать шею, чтобы посмотреть ему в глаза через забрало. Его лицо было покрыто следами боевых действий, переносица была покрыта шрамами. От ноздри до верхней губы сквозь щетину усиков тянулась линия старой ножевой раны.
Он был крупным парнем в чёрной куртке-бомбере и тёмных брюках-карго, как у профессионального хулигана. За свою жизнь я видел достаточно таких, чтобы распознать этот типаж без схемы. Он очень напомнил мне Лэнгфорда.
Только когда он заговорил, мои предубеждения рухнули. «Ладно, сынок, куда ты собрался?» — спросил он, удивив меня своим хрустальным акцентом, вырывавшимся из его грубых, как у хулигана, устремлённых в мою сторону.
Я не стал исправлять его ошибку. Даже в наши просвещённые времена никто не ожидает, что девушка будет ездить на мотоцикле. «Домой», — коротко ответил я, приглушённым шарфом. «А какое тебе до этого дело?»
«Тебе следовало бы не говорить со мной таким тоном, мой мальчик», — предупредил он с мрачной улыбкой. Он выпятил подбородок, обнажив зубы и белки глаз, обрамляющие зрачки. Кожа на его лице была натянута на широких скулах, которые выдавались вперёд, открывая форму черепа.
Вблизи он оказался старше, чем я подумала сначала. Даже в свете уличного освещения я видела, что его коротко остриженные волосы были седыми, а не светлыми. Морщины глубоко врезались в его лицо, словно граффити, нацарапанное перочинным ножом на старой школьной парте.