«Ладно», — услышал я его напряженный голос, — «пошли».
Добрую четверть часа после того, как тяжёлый звук выхлопных газов растворился в ночи, я оставался в своём укрытии, не двигаясь. Лишь когда из тумана начал накрапывать мелкий дождь, я заставил свои замёрзшие конечности пошевелиться.
Мне потребовалась сила воли, чтобы сделать это. У меня ужасно болела голова, а металлический привкус крови, которую я постоянно глотал, раздражал желудок.
Без примитивного рефлекса полёта, подкреплявшего меня, я обнаружил, что не могу перебраться через ворота. Мои руки были ободраны и начинали пульсировать, а избитое тело всё сильнее протестовало с каждой неудачной попыткой. В конце концов, мне пришлось подтащить один из поддонов к основанию и использовать его, чтобы зацепиться за сетку. И всё же это была недостойная попытка.
На другой стороне я понял, что понятия не имею, где нахожусь. Я повернул в сторону, противоположную той, куда уехал «Чероки», и пошёл. Наконец я добрался до главной дороги. Я брел вперёд, шаг за шагом, в тумане, висевшем, словно дым, под уличными фонарями.
Отчасти благодаря удаче, а отчасти благодаря тому, что я вёл себя очень незаметно, мне удалось вернуться к Полин, не столкнувшись ни с Шоном, ни с бандой Гартона-Джонса. Судя по моим ощущениям, я не знаю, какой вариант был бы менее предпочтительным.
Семь
На следующее утро я с трудом встала с постели, испытывая столько боли, что мне пришлось бежать в ванную. В моей квартире только душ, и перспектива долгого принятия ванны в любое время нисколько не убедила меня присмотреть за домом Полин.
К тому времени, как я окунулась в три этапа, по самый подбородок, в горячей воде, пришло время привести себя в порядок и отправиться в спортзал.
Выходя из дома, я мельком взглянул на своё отражение в зеркале в коридоре и обнаружил, что разбитая губа стала гораздо менее заметной, чем накануне вечером. Я решил, что, если понадобится, смогу оправдаться, сославшись на своё буйное поведение в пятницу.
***
День прошёл спокойно, если не считать звонка от Эрика О’Брайана, который спросил, успел ли я пересмотреть своё решение поддержать Роджера. Я воспользовался случаем, чтобы выведать у него мнение об отношениях Роджера и Насира.
«Если они приятели, это никак не вяжется с угрозами Насира в адрес того, кто стоит за ограблением», — сказал я. «Но, с другой стороны, полагаю, если он так дружен с одним из парней, которые были замешаны, у него может быть свой след, он может знать, что за этим кроется что-то более серьёзное. Что вы думаете?»
«Хм», — сказал О’Брайан. «Возможно, вы правы. Похоже, тут кроется нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Знаете что, оставьте это мне, позвольте мне поразнюхать пару дней, а потом я вам перезвоню. Это даст вам возможность ещё раз подумать об этом предостережении, а?»
Я издал уклончивый звук, который, очевидно, не убедил его в перемене моих намерений, но когда он попытался уточнить, я остановил его.
Он был недоволен, что его обманули, но понимал, что давить на меня ему не поможет. Он принял мою нерешительность как должное и пообещал перезвонить.
***
Ранним вечером я вернулся домой, пройдя сквозь строй парней Гартона-Джонса. Они стояли и смотрели, как «Сузуки» проезжает мимо, когда я въезжал в Лавандер-Гарденс, но не пытались меня остановить. Оглянувшись через плечо, я увидел, что они выехали на дорогу позади меня и…
Они разговаривали по рациям. Я не мог отделаться от гнетущего ощущения, будто только что попал в сжимающиеся челюсти ловушки.
Вернувшись к Полин, я быстро въехал на велосипеде через задние ворота в сарай. Вернувшись, я крепко защёлкнул замок и замер, прислушиваясь. Из-за садовой ограды доносился лишь слабый звук, очень похожий на всхлип.
Я подкрался к забору и выглянул через него. Гадатры не были большими любителями садоводства, и участок пустили на самотёк. Нескошенная, мёртвая зимняя трава лежала коричневой спутанной травой почти по всей территории.
На полпути, за петляющей бельевой верёвкой, сад был полностью предоставлен детям. Главной достопримечательностью был полуспущенный бассейн, который, судя по всему, уже много лет не мог удерживать воду: его борта покрылись плесенью и помяты.
А внизу, на кривых, шатких качелях, сидел Насир. Он был в джинсах и футболке, совершенно не думая о холоде, и медленно покачивался взад и вперёд, словно в трансе.
Он держал сигарету, прикрывая горящий кончик чашкой, словно опытный курильщик на открытом воздухе. Каждые несколько секунд его рука резко поднималась ко рту, и он втягивал воздух через фильтр быстрыми, нервными затяжками. Когда сигарета погасла, он удивлённо посмотрел на неё, словно не помнил, что курил.