Я подошла к телефону. Я дала номер Полин большинству, кому он был нужен, но даже несмотря на это, автоответчик мигал, сообщая, что мне пришло одно сообщение. Я лениво нажала кнопку, одновременно выбрасывая приглашения на фабрики по производству диванов со скидками и нераспечатанные золотые кредитные карты в корзину для бумаг.
Однако когда пленку перемотали и начали воспроизводить, я резко замер.
«Чарли, нам нужно поговорить». Голос Шона был безошибочно узнаваем, резкий. Он замолчал, словно я была рядом, когда он звонил, и ждал, когда я подниму трубку.
Когда я этого не сделал, он громко вздохнул и продолжил тихим голосом, который прозвучал куда более зловеще, чем любая выкрикнутая угроза: «Даже не думай снова бежать, Чарли. Я говорил серьёзно вчера вечером. Ты не сможешь прятаться вечно, и у нас есть незаконченные дела. Так что позвони мне». Он быстро назвал номер мобильного телефона, который я не стал записывать, и повесил трубку.
Ноги сами собой мягко опустились на диван. Несколько минут после того, как зазвонил автоответчик, я просто сидела, тупо глядя на него. Откуда, чёрт возьми, у Шона мой номер? Знал ли он, где я живу? Если знал, что я у Полин, почему не позвонил мне туда? Или он просто хитрил?
Внезапно мне захотелось убраться оттуда. Я выключил свет и захлопнул за собой дверь, неловко повернув ключ в замке. Я почти побежал к велосипеду, неловко заведя его с места, порождённой спешкой.
Весь день в спортзале я нервничал и нервничал. Аттилы не было, и то, что я был один, только усугубляло ситуацию. Наверное, я ожидал чего-то, но только в десять часов, когда последний посетитель ушёл, всё пошло наперекосяк.
Я как раз созерцал обычный беспорядок в стопках гантелей и небрежно разбросанные тяжелые кожаные ремни, когда, в лучших традициях фильмов ужасов, погас свет.
На мгновение я совершенно ослеп во тьме. В памяти вспыхнуло воспоминание о сети люминесцентных ламп, висящих под потолком.
к сетчатке. Я запаниковал от собственной слепоты, инстинктивно отпрянул. Я потянулся к стойке позади себя и пригнулся.
Я зажмурил глаза, желая, чтобы они адаптировались. Но они адаптировались с раздражающей медлительностью, словно ждёшь, пока старый снимок Polaroid проявится из эмульсии.
Через несколько мгновений, показавшихся мне часами, я снова открыл глаза и, моргая, обнаружил, что различаю очертания ближайших тренажёров. Я пробирался вперёд, пока не нашёл проход за стойкой, и протиснулся в него, не останавливаясь, пока не уперся спиной в стену офиса.
Всё это время я ждал, что кто-то быстро войдет. Если бы это был просто перегоревший автоматический выключатель или отключение электричества, я бы почувствовал себя полным идиотом.
Затем, приглушенный разделяющими стенами, раздался слабый звук бьющегося стекла: кто-то разбил одно из окон в раздевалке.
На секунду я напрягся, а потом меня осенило. На всех окнах спортзала изнутри были установлены стальные решетки, которые было хорошо видно снаружи. Никто не мог пробраться туда таким образом.
Но, раздался голосок где-то в глубине моей головы, щель между металлическими прутьями была достаточно широкой, чтобы они могли пронести через нее старую бутылку из-под водки, полную неэтилированного бензина, не так ли?
Я осторожно поднялся на ноги, нащупывая огнетушитель, который Аттила держал на настенном кронштейне прямо за стойкой. Я вспомнил, что это был сухой порошок. Его можно было использовать практически от любого пожара.
Я выдернул пластиковую предохранительную защелку из рукоятки рычага, закинул девятикилограммовый баллон на плечо и осторожно вышел из своего относительно безопасного места.
Я добрался до начала коридора, ведущего в раздевалки, когда главная дверь позади меня резко распахнулась. Не было никакой попытки скрыться, она просто захлопнулась, ударившись о косяк.
От неожиданности я резко обернулся, ахнув. В дверном проёме я мельком увидел две фигуры, силуэты которых были обведены натриевым светом с парковки позади них. Они отбрасывали на пол спортзала призрачные вытянутые тени.
Определить личность было невозможно, но когда один из них начал поднимать правую руку, я узнал форму предмета, который он сжимал в кулаке.
Пистолет.
Прежде чем он успел меня прицелить, я развернулся на носки и начал нырять в укрытие. Тренировавшиеся со мной с самого начала вдалбливали мне в голову, что движение спасёт жизнь, а замирание убьёт. Так что это была рефлекторная реакция, усиленная выбросом адреналина, обрушившимся на меня, словно внезапный потоп.