«И ты считаешь, что я виноват в том, что тебя выгнали?» Боже мой, в его голосе даже слышалось оскорбление. «Ты думаешь, это оправдывает то, что ты кричишь об изнасиловании?»
Кричать об изнасиловании? Неужели он действительно думал, что ничего не было? Что я всё выдумала? Внезапно мне надоели все эти уклонения от темы, эти осторожные обходы сути, так и не доходя до сути.
«Уходи, Шон», — тихо и ровно сказал я, не встречаясь с ним взглядом.
Он встал, хотел пройти мимо меня, но передумал, резко развернулся, сердито развернулся и схватил меня за плечи. «Поговори со мной, Чарли».
— потребовал он. — Мне нужны твои ответы, и я не могу мириться с твоим молчанием.
Я инстинктивно поднял предплечья, чтобы освободиться от его хватки. Его руки соскользнули с моих плеч, но пальцы продолжали цепляться за мою рубашку, оттягивая её от горла.
Он резко напрягся, и я понял, что он заметил шрам. Так близко он был бы совсем слепым, чтобы не заметить что-то похожее на карту Картографического управления, изображающую железнодорожную линию, проходящую наполовину вокруг моей шеи.
«Господи Иисусе», — прошептал он. «Что с тобой случилось?» Он осторожно протянул руку, чтобы прикоснуться к нему, словно это была игра света.
Мне следовало сказать ему тогда, что шрам появился гораздо позже. Что он никак не связан с тем, что меня выгнали из армии, но фальшивая искренность в его голосе заглушила мои слова.
Я отпрянул, стряхнув его руки, и вернул воротник рубашки на место. Всё это время я моргал, сдерживая непрошеные и непрошеные слёзы, подступавшие к глазам. «Какое тебе, чёрт возьми, дело?» — прорычал я. «Просто уходи».
Шон долго стоял, крепко прижав руки к бокам. Затем он повернулся и вышел.
Физическая боль в тот момент была бы облегчением. Меня переполняло желание ударить кулаком во что-нибудь твёрдое и неподатливое, и продолжать это делать. Я едва устоял перед соблазном.
***
Признаюсь, я проспал всё следующее утро. Только когда Пятница начала протестовать внизу, в гостиной, я наконец-то вытащил себя из постели.
Чувствуя себя дурно, я спустился вниз, выпустил его в сад, а затем направился в душ. К тому времени, как он закончил обнюхивать стволы деревьев и заниматься всем остальным, чем обычно занимаются собаки в садах, я уже оделся и стал гораздо ближе к тому, чтобы снова стать человеком.
Пятница, казалось, была вне себя от радости, когда я вывел его на поводок. Когда я вернулся накануне вечером, было уже очень поздно, и выгуливать его было последним, о чём я думал. К тому же, Насир и Роджер всё ещё бродили вокруг, и я изрядно нервничал, бродя ночью по открытому пространству.
Итак, сегодня утром я знал, что задолжал Пятнице нечто большее, чем просто быстрый обход квартала. Я надел куртку и перчатки и отпер входную дверь, похлопав по карманам, чтобы проверить, взял ли я ключи. Собака выскочила на тропинку, чуть ли не подпрыгивая от восторга. Она изо всех сил пыталась помешать мне закрыть за собой дверь, дергая поводок.
Я повел его долгим путем, пересекая пустырь и давая ему возможность покопаться в кучах щебня и упавших кирпичей, окружавших заброшенную террасу домов между поместьями Лаванды и Копторна.
Но пока собака тащила меня по домашней дороге на Кирби-стрит, я понял, что мы отсутствовали недостаточно долго.
По короткой подъездной дорожке к полицейской машине, припаркованной у обочины, шёл мужчина. Сначала я подумал, что он стучится в дверь Полин, но, подойдя ближе, понял, что он звонил миссис Гадатра. Мужчина был лет постарше, и его тёмные волосы были длиннее, чем я помнил, и зачёсаны назад.
Мои ноги замедлились, несмотря на настойчивые усилия пятницы. Неужели он здесь из-за перестрелки в спортзале вчера вечером? Как он так быстро всё это сообразил? На мгновение я задумался о тактическом отступлении, прежде чем он меня заметил.
Мне следовало знать, что мне так не повезет.
Как будто я произнесла это вслух, мужчина обернулся и замер, ожидая, когда я сокращу расстояние между нами. Я неохотно подчинилась.
Я уже сталкивался с суперинтендантом Макмилланом, и не при самых удачных обстоятельствах. Ещё прошлой зимой я помог ему остановить убийцу, но чуть не стал ещё одной жертвой. Ему не очень понравились мои методы, и вся эта история не слишком расположила меня к нему.
Это привело меня к внезапному осознанию. Макмиллан был слишком влиятельным человеком, чтобы бегать и расследовать неподтверждённые сообщения о перестрелках. Он был человеком, склонным к убийствам и беспорядкам. Так что же он делал у моей двери в субботнее утро?