Ответил мужской голос, спокойный и холодный. Мой отец.
«Привет», — сказал я осторожно. «Я хотел поговорить с мамой. Она там?»
Последовала лёгкая пауза. «Боюсь, её сейчас нет», — сказал он, но где-то за ним, клянусь, я услышал, как закрылась дверь. «Могу ли я вам чем-нибудь помочь?»
Я глубоко вздохнул. «Почему ты не сказал мне, что Шон Майер пытался связаться со мной после… после того, как я ушёл из армии?»
«Ага», — сказал мой отец почти со вздохом. «Значит, ты знаешь об этом». У него даже не хватило такта, чтобы смутиться.
«Да, я знаю об этом», — резко ответил я. «Скажи, ты вообще собирался мне рассказать? Или просто надеялся, что я никогда не узнаю?»
«Выяснить, что именно, Шарлотта?» — впервые он позволил раздражению проскользнуть в свой отстраненный тон. «Выяснить, какие оправдания Мейер успел придумать для своего поступка?»
«Это не оправдания, — возразил я. — Он не знал. Его отправили». Теперь я был уверен в своих силах, но мне всё равно не нравились оборонительные нотки в моём голосе.
«Если ты так хочешь верить, то, конечно, это твой выбор», — равнодушно сказал он. «Мы с твоей матерью тогда это обсуждали и решили, что лучше тебе не знать. Было слишком поздно что-либо предпринимать».
исход дела, и это только еще больше огорчило бы вас».
Я почувствовал, как гнев подступает к горлу, словно желчь. « Ты решил», — с горечью сказал я.
«Какое право ты имел делать такой выбор за меня?» Разве ты не понимаете, какой эффект это произведет?
«У нас было полное право, Шарлотта», — сказал он тем же тоном, каким упрекнул бы одного из своих младших врачей за неудачно поставленный диагноз. «Вы находились под нашей защитой и были не в состоянии принимать самостоятельные решения. Вы бы предпочли знать всё, что о вас говорят? Что мы докладывали о каждом телефонном звонке, показывали вам каждую ложь, напечатанную в газетах? Вы бы нас за это не поблагодарили. Ни тогда, ни сейчас».
Я немного споткнулся на слове «ложь». Впервые он позволил себе проявить нейтралитет и, кажется, даже встал на мою сторону. Боже мой, он всё-таки человек.
Я нисколько не сомневаюсь, что мой отец был превосходным хирургом, несмотря на его очевидные успехи. Он обладал этой самонадеянностью, этой абсолютной уверенностью в том, что поступает правильно, принимает верное решение. Слушая его, ты знал, что рука, держащая скальпель, не соскользнет в решающий момент.
«Мы защищали тебя, как могли», — продолжал он почти холодно. «Если ты поймёшь, Шарлотта, что не стоит снова ворошить всё заново. Никому не пойдёт на пользу бередить старые раны. И меньше всего тебе».
« Кто-то нас предал», — упрямо сказала я. «Даже если бы я была готова это отпустить, не думай, что Шон готов». И я положила трубку, не дав нам обоим возможности попрощаться.
***
Выбраться из Лавандер-Гарденс в то утро оказалось непросто. Банда мальчишек подожгла угнанный Citroën BX, который блокировал одну из главных дорог, ведущих к выезду из поместья.
К моему приезду пожарные уже были на месте, разворачивая шланги, чтобы справиться с обломками. По ту сторону горящей баррикады собралась молодёжь. Пожарные выглядели нервными, работая, словно не знали, что представляет реальную опасность: пламя или толпа.
Я заметил мелькнувший светлый волос среди темных голов толпы и узнал Джава. Он врезался в «Сузуки» и замер, но от этого
Издалека я не мог разглядеть выражение его лица.
У меня было неприятное предчувствие, что если бы я был ближе, то увидел бы там триумф.
***
я снова заглянул к Клэр в «Дефендер» . К тому времени, как я добрался до работы, Аттила уже был там, и в зале царил гул, так что у меня не было возможности обдумать её информацию до конца дня.
После обеда, как обычно, всё замерло. Мы с Аттилой воспользовались полным отсутствием посетителей, чтобы переставить несколько скамеек, когда в дверь вошла Мадлен, как всегда безупречно одетая.
«Привет, Чарли», — сказала она сдержанно, но одарила моего босса лучезарной улыбкой, от которой он поправил мышцы. Я представил её как подругу Шона, и на этом всё. Если Шон хочет, чтобы Аттила узнал истинный счёт, он может сам ему рассказать.
Аттила, соблюдая все правила хорошего тона, предложил кофе, на что Мадлен согласилась с таким энтузиазмом, что он поспешил в кабинет за чайником.
Когда он ушёл, Мадлен огляделась с нескрываемым любопытством. «Значит, вот где ты работаешь», — сказала она. По её голосу я не мог понять, впечатлена она или ужаснулась. Как я уже говорил, Аттила не слишком любил излишества. Я огляделся, но то, что раньше казалось деловым и лаконичным, теперь выглядело спартанским и обшарпанным.