– Сама знаю, – строго отвечает Зинаида Яковлевна и, внимательно осмотрев содержимое сундука, собственноручно запирает его на замок. – Окна-то мыть будешь?
– Буду, – соглашается чудо-девочка и отправляется на поиски тряпок. – Чем только?
– Чем окна-то нормальные люди моют?! Не знаешь разве?
Ларочка не отвечает, льет в таз воду, прыскает туда средство для мытья посуды и пододвигает табуретку к окну.
– С ума сошла, – ворчит Зинаида Яковлевна и вынимает из коробки брусок хозяйственного мыла. – На-ка вот. От этого проку больше будет, а то развела пену: не вода, а муть одна.
Ларуся не спорит. Намыливает тряпку мылом и вскарабкивается на подоконник.
– Не упади смотри, – предупреждает ее Зинаида Яковлевна и удаляется в свою комнату, к сундуку поближе.
Пока внучка намывает огромные окна в кухне, она роется в сундуке и, достав отрез панбархата, с пристрастием рассматривает его: «Жалко!»
– У тебя газеты есть?! – кричит из кухни Ларочка.
– Да сколько хочешь, – миролюбиво отвечает Зинаида Яковлевна и тащится в прихожую за подручными средствами. – Сколько тебе?
– Сколько не жалко, – запыхавшись, отвечает Ларуся и ругается себе под нос: – Сразу не могла приготовить? Попробуй тут тряпками вытри окна, ничего не впитывают – все стекла в шарушках и разводах.
Зинаида Яковлевна возвращается в кухню с кипой газет и кладет ее на подоконник.
– Ну куда так много? – снова недовольна внучка.
– А чего это дерьмо жалеть? – удивляется Зинаида Яковлевна, пренебрегающая газетами как средством достоверной информации. Единственное, ради чего она выписывает газеты, так это ради программы передач. Каналов-то уйма, разве все упомнишь? Один сериал, другой – на каком канале? А тут открыл газету в середке – и на тебе, черным по белому: понедельник – то-то, вторник – се-то, среда – еще чего-нибудь. Одна правда. А так ведь разве правду в газетах напишут? Один женился. Другой убился. Третий соседа застрелил. Страх-то какой! Одна и польза от этих газет, что на хозяйственные нужды: окна протереть, селедку завернуть, чего больше не сказать.
– Как знаешь, – перестает сопротивляться бабкиному решению Ларочка и комкает газету в руках.
Когда окна вымыты, и мир по-другому смотрится: отлично, ярко! Не то что до этого. Вон, видно, как Людка-соседка с сумками через двор потащилась. На рынок, наверное, она там то ли бельем, то ли шнурками торгует. Молодец женщина! Худо-бедно, а к пенсии зарабатывает, еще и детям помогает. От мысли, что соседка еще и «детям помогает», у Зинаиды Яковлевны портится настроение, ей становится стыдно. Поэтому, когда Ларуся еще и пол в кухне подтерла, она ерзает на одном месте и, кряхтя, поднимает ноги, чтобы высохло.
– Все уже? – не к месту интересуется Зинаида Яковлевна, отмечая про себя всевозможные недочеты во внучкиной уборке.
– Все, бабуль, – весело отвечает забывшая об отрезе Ларочка и озирается по сторонам, пытаясь определить место для опустевшего алюминиевого таза.
– В темнушку убери, – направляет ее бабка и пытается успеть вперед внучки.
– Осторожно, – торопится за ней Ларуся и с облегчением устраивает алюминиевую емкость на долгосрочное хранение в кладовке.
– Чаю-то попьешь? – предлагает Зинаида Яковлевна и щелкает выключателем в ванной, недвусмысленно намекая, что неплохо бы и руки вымыть.
Ларочка с энтузиазмом засовывает их под кран и греет под струей горячей воды.
Когда стол в кухне накрыт почти по-праздничному, Зинаида Яковлевна усаживается напротив внучки и, навалившись грудью на стол, проникновенно предлагает:
– Давай, может, рюмочку налью?
– Да ладно, бабуль. Я тебе что, слесарь?
– Слесарь не слесарь, – глаза у Зинаиды Яковлевны увлажняются, – а вон какую работу сделала: сундук перебрала, окна вымыла, еще и пол подтерла. Спасибо тебе, Ларочка.
Зинаида Яковлевна чувствует себя неуютно, ей хочется быть перед внучкой всесильной, поэтому она кладет перед ней тысячу рублей:
– На праздник!
– Ты что, с ума сошла?! – вскакивает внучка с табуретки.
– Проще всего так сказать, – обижается Зинаида Яковлевна. – А вот старуху уважить – это ты переломишься.
– Прекрати, бабуль! – отмахивается Ларуся и идет собираться. – Поеду я…
– Успеешь, поедешь, – останавливает внучку Зинаида Яковлевна и встает перед дверью, пытаясь отсрочить ее уход.
– Ладно, бабуль, не обижайся, – уговаривает ее Ларочка. – У меня дома-то окна не вымыты, поеду…
– Как знаешь, – вдруг соглашается Зинаида Яковлевна и, не дождавшись, пока Лариса оденется, уходит в комнату. Внучке становится ее жалко, она идет следом и прямо в одежде присаживается на бабкину кровать.