Сути наблюдал за ткачом, который, согнувшись в три погибели, заканчивал отделывать нашивку, предназначенную для украшения одежд богатых клиентов; потом он смотрел, как молодые девушки вытягивали и сматывали на катушки вымоченное льняное волокно. Другие, не менее соблазнительные, растягивали на верхнем навое основу, перед тем как пустить перекрещиваться две линии натянутых нитей. Одна из прядильщиц держала в руках палку с деревянным диском на конце, которой она орудовала с завораживающей ловкостью.
Сути тоже не остался незамеченным; его удлиненное лицо, прямой взгляд, длинные черные волосы и весь облик, дышащий силой и элегантностью, не оставили работниц мастерской равнодушными.
– Вы что-то ищете? – спросила прядильщица, смачивая нить, чтобы сделать ее более тонкой и прочной.
– Я бы хотел поговорить с управляющим мастерской.
– Госпожа Тапени принимает только тех посетителей, которых ей рекомендует двор.
– И никаких исключений? – улыбнулся Сути.
Работница оставила свое занятие.
– Я посмотрю.
Мастерская была просторной и чистой: этого требовали установленные правила. Она освещалась с помощью прямоугольных слуховых окон, прорезанных под плоской крышей, вентиляция осуществлялась через умело расположенные продолговатые проемы. Зимой здесь было тепло, летом – прохладно. Искусные мастера после нескольких лет ученичества начинали хорошо зарабатывать, причем разницы в оплате мужчин и женщин не было.
Пока Сути улыбался одной из ткачих, появилась прядильщица.
– Пойдемте со мной.
Госпожа Тапени, имя которой означало «мышь», сидела в просторном помещении, где стояли машины, были разложены цепи, бобины, иглы, прядильные палки и другие инструменты ткацкого производства. Черноволосая и зеленоглазая, со смуглой кожей, очень живая, эта маленькая женщина управляла своими подчиненными железной рукой. Под ее внешней мягкостью скрывалась жесткость руководителя. Однако продукция, выходившая из ее цеха, была такой красоты, что это делало ее недоступной для любой критики. Не будучи замужем в свои тридцать лет, Тапени целиком отдавалась работе. Семью и детей она считала препятствием в своей карьере.
Увидев Сути, она испугалась. Испугалась того, что может глупо влюбиться в человека, соблазнившего ее с первого взгляда. Но ее опасения стремительно перерастали в другое чувство, восхитительно возбуждающее, – стремление охотницы овладеть своей жертвой. Голос ее стал нежно-вкрадчивым.
– Чем я могу вам помочь?
– У меня к вам дело… личного свойства.
Тапени отослала помощниц. Оттенок таинственности удесятерял ее любопытство.
– Теперь мы одни.
Сути прошелся по комнате и остановился перед выложенными в ряд на обтянутой тканью подставке перламутровыми иглами.
– Они великолепны. Кто имеет разрешение работать с ними?
– Вы интересуетесь секретами нашего ремесла?
– Оно меня буквально заворожило.
– Вы инспектор, присланный из дворца?
– Не волнуйтесь: мне нужен человек, который умеет управляться с этими иглами.
– Сбежавшая любовница?
– Может, и так.
– Мужчины с ними тоже работают. Я надеюсь, что вы…
– На этот счет вы можете быть спокойны.
– Как вас зовут?
– Сути.
– Чем вы занимаетесь?
– Я много путешествую.
– Торговец и немного шпион… вы очень хороши собой.
– Вы тоже неотразимы.
– Правда?
Потянув за деревянную щеколду, Тапени заперла дверь.
– Ты сильный. Наверное, хорошо сражаешься.
– Я герой. Вы назовете мне имена, которые меня интересуют?
– Может быть. Ты торопишься?
– Мне необходимо найти владельца такой же иглы…
– Помолчи немного, об этом поговорим позже. Я помогу тебе, но только если ты будешь нежен, очень нежен…
Она прижалась губами к губам Сути, а он, после короткого колебания, был вынужден принять приглашение. В конце концов, вежливость и взаимоуважение представляют собой неоспоримые ценности для культурного человека. Принцип не отказываться от подарков числился среди главных моральных установок Сути.
Госпожа Тапени смазала член своего любовника стерилизующим кремом из зерен акации, растертых с медом; обезопасив себя таким образом, она сможет в полной мере насладиться этим великолепным мужским телом, забыв на время о мастерской и связанных с ней заботах.
9
Судья Пазаир и работавший с ним судебный пристав, нубиец Кем, дружески обнялись. Как обычно, черного великана сопровождал его павиан, который был так свиреп на вид, что прохожие пугались. Разволновавшись до слез, нубиец ощупывал деревянный протез, заменявший ему отрезанный нос.
– Нефрет мне все рассказала. И если я свободен, то только благодаря вам обоим.
– Мой павиан умеет убеждать.
– Какие новости от Небамона?
– Отдыхает в своем поместье.
– Я не думаю, что он отступится от своего.
– Наверняка. Нам надо быть осторожными.
– Если только мне оставят судейское звание. Я написал визирю: или он тоже примет участие в расследовании и подтвердит мои полномочия, или сочтет мое ходатайство дерзким и неприемлемым.
В кабинет вошел краснощекий Ярти, секретарь суда, нагруженный свитками папируса.
– Вот, все это я обработал, пока вас не было! Я продолжаю исполнять свои обязанности?
– Я еще не знаю, что меня ждет, но терпеть не могу, когда документы скапливаются. Пока что я продолжаю ставить на них свою печать. Как поживает ваша дочка?
– У нее начинается корь, к тому же она подралась с каким-то мальчишкой, и он расцарапал ей лицо. Я подал в суд на его родителей. А танцует она все лучше и лучше. Но жена моя… настоящая ведьма!
Не переставая ворчать, Ярти раскладывал папирусы на полках.
– Я останусь здесь, пока не получу ответа от визиря, – сказал Пазаир.
– Пойду-ка поброжу вокруг усадьбы Небамона, – объявил нубиец.
Нефрет и Пазаир решили покинуть дом Беранира: нельзя оставаться там, где вас настигло несчастье. И теперь они довольствовались скромным служебным жилищем, половину которого занимал судебный архив. Если их выгонят и оттуда, они вернутся в фиванскую округу.
Нефрет вставала раньше мужа, который часто засиживался за работой по ночам. Приведя себя в порядок, она кормила собаку, осла и зеленую обезьянку. Смельчаку, у которого на лапе была ранка, она накладывала мазь из речного ила, обладающую мощным заживляющим действием.
Молодая женщина водружала свою медицинскую сумку на спину ослу; животное, которое прекрасно ориентировалось на местности, само вело ее по запутанным переулкам квартала, где жили ее пациенты. Плату за лечение она получала продуктами, складывая их в корзину, которую Северный Ветер с большим удовольствием таскал на спине. Бедные и богатые жили здесь вперемежку, роскошные террасы нависали над жалкими домиками из необожженного кирпича, просторные усадьбы, утопающие в садах, соседствовали с узкими переулками, запруженными людьми и животными. Люди окликали друг друга, торговались, смеялись, но у Нефрет не было времени на досужие разговоры. После трех дней борьбы с неясным исходом ей удалось изгнать злокачественную лихорадку из тела девочки, которой овладели ночные демоны. Маленькая больная уже могла пить молоко, сцеженное кормилицей и хранившееся в сосуде в форме бегемота, сердце ее билось ровно, пульс был нормальным. Нефрет надела на шею девочке цветочное ожерелье, вдела в уши легкие серьги; улыбка пациентки стала для нее лучшим вознаграждением.
Когда она, усталая, вернулась домой, то нашла там беседующих Сути и Пазаира.
– Я встретился с госпожой Тапени, старшей управляющей ткацкой мастерской Мемфиса.