— Не робей Никитушка, как налетят, упирай пятку сулицы во землю, да коню в грудину и направляй, тот сам насадится. А дальше, как всадника спешим, в топоры его! Главное не дай ему на ноги встать, сразу руби!
Переяр, сосед слева, толкает плечом, ободряюще подмигивает:
— Не боись малец, мы еще на свадьбе твоей погуляем!
— А куды он денется? — Возмущается Кукша. Я Ладе слово дал, парня назад живым привести!
Я улыбаюсь их перепалке, стараясь не думать о том что сейчас будет. И так понятно, что сомнут наши ряды бронированные рейтеры и тяжкие копыта вобьют в землю-матушку тела, а следом, оскальзываясь на крови и кишках, пойдут ряды ландскнехтов. Но это будет потом. А пока я жив, и старый Кукша живой, и вечный балагур Переяр сопя упирает копье в покрытую снегом, еще не промерзшую землю…
Над моей головой опускается второй ряд насаженных на длинные древки граненых наконечников, а над вторым рядом, хоть и не вижу, но знаю, третий и четвертый. Мы все поляжем здесь, наверняка. Но я хоть погибну на своей земле и пойду в дружину к ярому Перуну. А что ждет тех, которые с крестами? Вот уж кому плохо будет. Ни земли родной, ни родичей, да и богов родных променяли на чужого. Куда их души пойдут? Впрочем, знамо куда, в кикимор с полуденниками обернутся…
— Эх и заведется же тут нежити… — Переяр набычился за копьем, бубня себе под нос. — Кабы не сегодня помирать, завтра бы тут по ночи нипочем не ходил. Сожрут ведь, упыри поганые…
Темная масса надвинулась вплотную, уже можно разглядеть красные от натуги глаза боевых коней, виден пар, вырывающийся из прорезей в рыцарских шлемах, доносится скрип седел и стремян, звон оружия о доспехи… Осталось десять шагов, девять, восемь… Упираю сильнее копье. Пять, четыре, три… И вдруг над полем раздается клич Русичей, который по слухам, так ненавидит и боится немчура:
— Хууууррррррааааааа!!!!!
И тут я принял удар конской груди, сулица зашла до перекладины, опрокидывая коня вместе с всадником. Рванул из-за пояса топор. С земли пыталась подняться гора стали, с крестом на груди и здоровенной булавой в руке. Я поглядел в черные прорези похожего на ведро шлема и не чинясь, ударил с плеча.
Что за серая хрень перед глазами? А… Асфальт…
Я приподнялся на локте здоровой руки, взглядом поискал немецкую конницу. Бля, опять глюки. Тогда если это все глюки, откуда гул? Поднимаю голову выше. Флаер. Звездно-сука-полосатый флаер завис прямо напротив меня, метрах в восьми. Издевается? Ну-ну… Пусть по груди и руке стекает кровь, пусть ноги дрожат, но я встаю. Встаю в полный рост, и хрен на снайпера. Сквозь лобовуху на меня смотрят непроницаемой чернотой озабраленых шлемов, янки. Пулеметные турели с жужжанием повернулись в мою сторону. Я в ответ поднял АЕК 130.
— Ну что, дадим фашистам по сусалам? — Раздался усталый голос слева.
Я повернулся и обомлел: там стоял дымя козьей ножкой, обычный деревенский мужик в ватнике, с примотанными к ноге палками. Там же перелом, это он (или я?) шину наложил. Перед мужиком стояла древняя пушка.
— Дадим, отец! Голоса своего я не узнал.
— Да ты не боись, втроем мы его одолеем! — Донесся сбоку ломающийся юношеский басок.
Справа, поигрывая тяжеленным копьем, стоял обряженный в меховую душегрейку парень, лет двадцати, с только начавшей пробиваться рыжей бородкой.
Я, уже ничему не удивляясь, молча усмехнулся им и навскидку долбанул по флаеру из подствольника. Стены домов заплясали вокруг, увлекая в дикий хоровод, ноги подкосились и космическая пустота с безвременьем, заключили меня в свои уютные и такие спокойные, объятия…
— Ну что, очнулся браток? — Прямо над ухом гудит бас «первого», я осторожно открыл глаза.
Прямо над головой беленый потолок, так непохожий на серое небо. Что-то сдавливает грудь и левую руку. Пытаюсь повернуться чтоб посмотреть, но плечо тут же прижимает к койке чугунная ладонь Игната Семеныча — «первого».
— Лежи, воин. Поправляйся, сейчас Даша капельницу заменит, и попить принесет.
— Где я? — Дурной вопрос, сколько раз тут был, мог бы и запомнить.
— В госпитале, где ж еще? За радейку отдельное спасибо, сейчас с ней технарь наш возится. Бубнит что пиндосы ключи хитрые поставили, но я верю, что он справится. Так что ты сегодня кучу народу спас, молодец. Теперь мы все их перемещения знать будем!