Покраснев от натуги, он поволок мешок к лестнице. Павел молча посторонился. И снова Тихон Андреевич ощутил неловкость, досаду, снова не решился попросить Павла помочь ему поднять мешок.
Никогда еще он не испытывал такой острой неприязни, прямо-таки ненависти к жене. Ведь дура, явная дура, за всю жизнь рубля своим горбом не заработала, на всем готовом всегда прохлаждалась, птичьего молока только не имела, а лезет, лезет...
В прихожей Тихон Андреевич с грохотом бросил мешок на пол, вытер рукой лоб.
— Многовато принес...
Павел вдруг позвал Наталью Борисовну. Она появилась не сразу, искоса, осуждающе взглянула на одного, на другого.
— Наталка, а ведь он и впрямь готов меня с картошкой на базар отправить, — сказал Павел, с задумчивым, жалеющим интересом глядя на брата.
У Тихона Андреевича часто-часто застучало в виски, ставшие непрочными, тонкими, как бумага.
— Кто хочет?.. Ты же сам... Ты что, Павел? — забормотал он, не слыша и не понимая своих слов.
Много-много лет назад, еще до войны, Тихон Андреевич получил выговор по службе, а до выговора его дело долго разбирали всевозможные комиссии. Все обошлось лучше, чем он мог ожидать. С тех пор служба его текла мирно, но страх перед возможностью нового разноса не покидал его. Уходя в отставку, Тихон прежде всего подумал, что теперь не нужно будет бояться, хотя первые месяцы, пока он привыкал к новому положению, страх нет-нет да и давал о себе знать. Сейчас же ему вдруг показалось, что ничего не обошлось, разнос все-таки настиг его. И самый строгий, какой только мог быть. Никакого снисхождения! Никакой жалости!
И Павел, лицо которого расплывалось в глазах, отступало и никак не могло отступить, был уже не Павел, а высокий начальник. Как удары молота, падали из его рта слова.
— Вбок живешь, Тишка! — кричал Павел. — Мы в деревне участки свои обрезаем, чтобы силу не распылять, колхозное производство поднять, а ты с эдакой-то вышины и вон куда скатился! Сукин ты сын, Тишка!
Павел вдруг сморщился, взмахнул тугим, жилистым кулаком.
Наталья Борисовна перехватила его руку, обняла, повторяя:
— Не надо, Павлуша, не надо. Что ты?
Губы ее дергались, но слезы, мелкие и частые, так и сыпались из ее глаз.
Павел опустился устало на старенький диван в углу прихожей, уронил между плеч голову.
— Закон развития, — бормотал он, вздрагивая всей спиной. — Закон развития... Нет, не выбрали бы тебя у нас председателем. Я бы первый руку против поднял.
Наталья Борисовна сидела рядом с ним, не плакала и молчала. Вид у нее был такой, какой бывает у людей, решившихся после долгих колебаний на что-то твердое и определенное.
Тихон Андреевич снял с вешалки старый плащ и вышел.
На улице было темно, свежо. Боль, стучавшая в виски, на воздухе усилилась, голова раскалывалась от нее.
Тихон Андреевич быстро шел мимо темных, сливавшихся в сплошную стену сосен, мимо стройки с редкими, неяркими огнями и думал, что добром эта история для него не кончится, придется, очевидно, слечь в постель, и надолго.
Он дошел до шоссе, постоял и решительно повернул назад.
Мысль о том, что Павел сидит сейчас с Натальей Борисовной, говорит о нем, была невыносима. Он решил поначалу, что брат разыгрывает ее, а она по глупости принимает его слова за чистую монету. Теперь он чувствовал, что сам оказался в дураках. Он вспомнил ее смех, ее голос и все прибавлял шаг. Конечно, с Павлом она нашла общий язык. Что ж, он не возражает: отправляйтесь, Наталья Борисовна, в деревню, живите там, работайте в колхозе.
Вступив на территорию городка, Тихон Андреевич вдруг увидел впереди себя, под шапкой фонаря, темную невысокую фигуру. Не успев ни о чем подумать, отступил под сосны. Виски снова напряглись, сердце подкатилось к горлу. Показалось или нет?
Человек на дороге миновал светлый круг, в темноте слышалось только шарканье ног, кашель, бормотание.
«Показалось или нет? Показалось или нет?»— стучало в голове.
Шаги послышались совсем рядом. Тихон Андреевич прижался к сосне, затаил дыхание. Человек прошел мимо. Фанерный баул глухо бился о его колени. В нескольких шагах от Тихона Андреевича человек остановился, огляделся.
— Закон развития, — вдруг услышал Тихон Андреевич явственно, — закон развития...
Тихон Андреевич перевел дыхание. «Ну и ладно, оно и к лучшему», — подумал он, выходя на дорогу.
Пройдя несколько шагов, остановился, подумал, повернул назад. С дороги сошел на лесную обочину, зашуршал в кустах. Выпрямился, осмотрелся, как человек, потерявший внезапно дорогу, прошел еще немного и снова нырнул в кусты. Нащупав мокрый конец доски, перевел дыхание. Вытер доску о кусты, подхватил под мышку и широко, решительно зашагал к дому.