— Чтобы тебя черти взяли! — чертыхнулся Бриганте. — Ты меня на всю жизнь отметила.
В глазах ее зажегся огонек, скорее всего, веселого любопытства.
— Я до тебя еще доберусь, — пообещал он.
— А ведь это твой окулировочный нож, — пояснила она, — твой, с маркой «Два быка»…
— Свинья чертова, — снова чертыхнулся он. — Впервые такую шлюху вижу.
— Я нож себе оставила, может, еще пригодится, — проговорила она.
— Впусти меня, — попросил он, — мне нужно пиджак взять.
Она подняла нож, угрожающе нацелилась ему прямо в глаз.
— Попробуй войди, — ответила она, — сразу нож в глотку получишь.
— От тебя всего ждать можно, — сказал он.
Теперь, как Мариетта в начале их встречи, Бриганте смотрел на нее исподлобья.
— Что ж, входи, тогда увидишь, — пообещала она.
— Да я тебя не трону, — просил он. — Дай только я войду пиджак взять.
— Попробуй войди!
— Да чем ты рискуешь-то? Я же безоружный…
Он вывернул наружу карманы брюк.
— Смотри, пустые. Это я тебя бояться должен.
— И хорошо делаешь, — подтвердила она.
Они в молчании уставились друг на друга.
— Лучше бы нам с тобой друзьями стать, — начал он.
— Вытри-ка щеку… — посоветовала она.
Несколько пузырьков крови проступили между краями раны и тоненькой струйкой стекали по щеке. Бриганте вытер щеку носовым платком, он уже несколько раз прополаскивал его в ручье.
— Послушай-ка… — проговорил он.
В голосе его опять прозвучали жесткие нотки.
— Ты меня отметила, потрудись расплатиться. Одним только способом ты можешь на мое прощение рассчитывать. Пусти меня и ложись…
Она еле слышно рассмеялась.
— Открой дверь!
— Я сейчас тебе твой пиджак отдам.
Она сняла пиджак со спинки стула и приблизилась к окошку. В одной руке она держала пиджак, в другой — открытый окулировочный нож.
— Сейчас тебе пиджак отдам, — повторила она. — Только смотри, не балуй! Если просунешь руку, ножом ударю.
Она протянула ему пиджак из окошка, и он молча взял его, даже не попытавшись схватить ее за руку.
— Слава богу понял, — проговорила она.
Он надел пиджак.
— А если бы ты только захотела… — начал он. — В жизни такой шлюхи еще не встречал, — добавил он размягченно. Голос его теперь звучал почти нежно.
— Да мы с тобой вдвоем… Уедем вместе на Север. Такая девка, как ты… Весь мир будет у наших ног. Я ведь богатый, знаешь? Чего мы только с тобой не наделаем, а?..
Она беззвучно рассмеялась. А потом спокойно захлопнула окошко и деревянные ставни, открывавшиеся изнутри.
Бриганте несколько раз негромко стукнул в деревянную ставню.
— Я ведь богатый, слышишь, Мариетта? Очень богатый…
Ответа не последовало. Бриганте поплелся домой.
Этим утром дон Чезаре пошел в низину поохотиться на водяных курочек. Шагал он долго, крупным бесшумным шагом, а за ним с ягдташем семенил, обливаясь потом, Тонио.
Когда из камышей подымалась птица, он бил ее наугад, небрежно вскидывая ружье в воздух, вернее, делал еле заметное движение, дуло описывало кривую, застывало на миг, смертоносный свинец со свистом рвал воздух, казалось, не потому, что в патроне взрывается порох, а потому, что выбросило его это четкое, резкое, точное движение предельного изящества, и рассекает он воздух, как бы повинуясь скорее воле самого дона Чезаре, чем законам баллистики, сражает тяжелую птицу, а она еще продолжает с минуту по инерции лететь вперед, но клонится все ниже к камышам, еще бьет крыльями, но все неувереннее, все более вяло, и опять-таки кажется, что сразил ее не бешеный полет свинца, а воля дона Чезаре, материализовавшаяся в этом резком движении руки, вскинувшей ружье, что его рука вцепилась добыче прямо в шею, где так мягок пух, подсекла широко распахнутые крылья и душит ее, душит, пригибая к топкой низине.
Когда дон Чезаре подстрелил четвертую водяную курочку, он, нажимая на курок, вдруг почувствовал, что у него онемела рука. В последние годы с ним такое бывало, нередко бывало. Сам он приписывал это явление своей манере стрелять не целясь, четким, сухим, решительным и на диво изящным движением вскидывая ружье, но постепенно, с годами в самом этом изяществе появилось что-то, пожалуй, преувеличенное, чрезмерное, четкость сменилась резкостью движений, что отдавалось в мускулах предплечья. Рука, плечо, а иногда и бедро надолго, на несколько часов, немели; в этих случаях Эльвира ставила ему горячие припарки. А старуха Джулия в твердом убеждении, что раз онемело, значит, тут повинен дурной глаз и надо против сглаза бороться, притаскивала в миске воду с оливковым маслом.