Директор несколько секунд непонимающе смотрел на макеты подписных листов. Затем, нахмурив брови, растерянно ответил:
— Все возможно. Но это же, извините, как я понимаю, фальсификация. Люди будут подписываться, к примеру, за отмену налогов, а на самом деле, когда ликвидируется первый лист, — за кандидатуру Пантова.
— Вы очень догадливый человек, — улыбнулся Вован. — Можете далеко пойти. Вверх по служебной лестнице, разумеется. И нечего здесь особо бояться — такое уже практиковалось на прошлых выборах.
Правда, Вован не стал объяснять, что и четырьмя годами раньше с подписными листами, имевшими «шапку», например, «Сбор подписей производится за выдвижение кандидатом в думу господина имярек», проводилась несложная манипуляция. «Шапочка» аккуратно подгибалась, и к подписному листу прикреплялся другой «головной убор», на какой хватало фантазии манипулятора: «За снижение цен на винно-водочную продукцию» или «За присоединение всех островов, и Сахалина в том числе, к Японии». У него еще свежи были воспоминания о том, что от желающих оставить свой автограф на такой анкете не было отбоя. И нужное количество подписей они собирали в короткое время.
Уж он-то, поднаторевший в избирательных делах Владимир Неаронов, прекрасно знал, что выборочная проверка подписей, которую проводили в избиркомах, ограничивалась в лучшем случае контролем паспортных данных. А вот справки о том, кто и что подписывал, никогда не наводились. К тому же в избирательные комиссии, как правило, привлекают не так уж много сотрудников, которым приходится только мечтать о проверке хотя бы десятой части всех подписей.
— Чего вы боитесь? — после продолжительной паузы спросил он. — Разве вам не нужны приличные премиальные?
— Я не возьмусь за такой заказ, — пропустив последние слова посетителя мимо ушей, категорически ответил директор.
— Ваше право, — спокойно сказал Неаронов. — Тогда пойдете не вверх, а стремглав полетите вниз. Только уже по уголовной статье.
— Какое вы имеете право шантажировать честного человека?
— Так уж и честного? — Неаронов небрежно вытащил из нагрудного кармана рубашки стопку миниатюрных цветных календарей и бросил на стол перед директором. — Это работа вашего предприятия?
Директор сразу обмяк и откинулся на спинку кресла. Календарики были иллюстрированы изображениями малолетних девчушек, которые занимались с загоревшими мужиками развратными действиями.
— Мне известна сумма гонорара, которую вам заплатило издательство «Сотта» за эти «произведения искусства». Кстати, могу напомнить и статью уголовного кодекса, карающую за издание порнографической продукции.
Директор подвинулся к столу, резким движением смахнул с макетов опросных листов цветные календарики, угрюмо посмотрел на Неаронова.
— Подписные листы напечатаем по двойному тарифу. Половина суммы должна быть перечислена на расчетный счет типографии. Другую половину наличными отдадите лично мне в руки.
— Согласен на двойной тариф. Только с одним «но». Помните, как известную песню перефразировали: «Тебе половину, и мне половину. Твою половину — еще пополам».
— А ты, как я посмотрю, парень хваткий…
Вован недовольно поморщился и встал с кресла:
— А мы с вами, господин директор, пока на брудершафт не пили. Поэтому попрошу обращаться к помощнику депутата думы на «вы». И не забудьте про мою половину. Всего доброго!
— Как-нибудь обойдешься и без «вы», — сквозь зубы успел процедить директор.
4
Впервые за двадцать лет совместной жизни Сердюков, собираясь в командировку, сам себе укладывал чемодан. Жена, скрестив руки на груди, сидела в кресле и молча наблюдала за его действиями.
Сердюков бросил три пары носков, неумело свернул две сорочки, сверху положил спортивный костюм. Закрыл крышку чемоданчика.
— Кажется, все взял.
— А зубы ты пальцем чистить будешь? — с издевкой задала вопрос супруга.
— Да, забыл про зубную пасту и щетку, — согласился Сердюков и добавил, обращаясь как бы к самому себе: — Так, что там я еще забыл?
— А что ж молодуха-то твоя не подскажет? Или она тебе только на работе советчица?
— Да, советчица.
— Как быстро лифчик и трусики с себя скинуть?
— Жанна, давай не будем об этом! — Сердюков выпрямился и засунул руки в карманы.
— Как это не будем? — возразила разгневанная женщина. — После статьи в газете весь город только о твоих шурах-мурах и судачит, а мне, видите ли, нельзя?