— Я беру на себя ровно столько, сколько позволяют мой опыт и профессиональные возможности. Если вы в них сомневаетесь…
— Ну что вы, Роман! — не дал договорить Пантов, и на его лице появилась умоляющая улыбка. — Извини, приятель. Сам понимаешь, я весь сегодня на пределе.
— Рассудок и контроль над собой не стоит терять даже в самых безнадежных ситуациях. — Алистратов доброжелательно улыбнулся, взял со стола мужской журнал и, вытащив закладку, открыл на нужной странице. — Итак, мы говорили о прическе. К вашему лицу, мне кажется, подойдет вот эта.
Пантов склонился над журналом, долго вглядывался в фотографии, наконец спросил:
— А уши торчать не будут?
— Не будут, — успокоил Алистратов. — Но если бы даже торчали, то вы бы запомнились избирателям именно этим качеством. Поймите, вы — индивидуальность, штучный товар. И потому ценитесь гораздо выше всех остальных. Пропадет индивидуальность, и вас забудут.
— Тогда, может быть, их оттопырить?
Роман от души рассмеялся:
— Я вам об этом обязательно скажу, когда сочту нужным. А пока мы договорились, что вам надо срочно сменить гардероб.
Пантов смотрел на Алистратова преданными глазами.
— Роман, на следующей неделе нам придется прервать занятия. Мне нужно будет отлучиться.
— Надолго? Далеко?
— В Париж, дней на пять. Но я бы не хотел, чтобы об этом знал Бурмистров.
Алистратов задумался, но уже через несколько минут в его глазах мелькнули озорные искорки.
— Конечно, ваше пребывание в марфинском избирательном округе куда более разумно, чем прогулки по Елисейским полям. И я имею все основания не рекомендовать вам этой поездки. Но я закрою глаза, если вы мне тоже окажете услугу.
— Какой разговор, Роман. Что нужно?
— У вас есть личный автомобиль…
— «Мерседес», — кивнул в ответ Пантов. — Только что забрал его из ремонта.
— Вы позволите мне им воспользоваться? Я, конечно, мог бы попросить об одолжении Дениса Карловича, но не хочу официальности. Сегодня вечером машина мне нужна для личных планов. А во время вашего отсутствия я прокачусь по избирательным округам и проведу социологический опрос. Это необходимо, чтобы оценить ваши шансы и ко дню выборов кое-что подкорректировать.
— Нет проблем, Роман. Машина с моим помощником в вашем распоряжении.
— Как раз сегодня мне и не нужен ваш помощник. Права у меня с собой.
Пантов понимающе хмыкнул:
— Все ясно… — Он открыл входную дверь и оглянулся. — Через десять минут Вован поднимется к вам, отдаст ключи и доверенность.
…«Мерседес» мчался, рассекая ночь, по загородному шоссе в сторону аэропорта. В темном небе, мигая сигнальными огнями, заходил на посадку огромный лайнер. Роман чувствовал: это тот самолет, на борту которого находилась стюардесса, так похожая на топ-модель. Он прибавил газу, и стрелка на спидометре резко скакнула вверх.
7
— О господи, ну никакого покоя от этого мальчишки, — охнула Эдита, выглянув в окно. В вечерних сумерках она увидела Фильку, висящего вниз головой на яблоне. Метнув тревожный взгляд на телефон, который по-прежнему не подавал никаких признаков жизни, она стремглав кинулась в сад на помощь сыну. Когда Эдита подоспела к месту происшествия, Филька уже сумел подтянуться, перекинул ногу на толстую ветку и теперь восседал на ней. Новенькие шорты, которые ему недавно купил дед, превратились в лохмотья.
— Сию секунду спускайся вниз, негодник! — громко приказала Эдита.
Но Филька и не думал повиноваться. Скинув сандалии, кожаная подошва которых скользила и мешала достичь цели, он ухватился за сук и полез вверх.
— Ах ты дрянной мальчишка! Я кому сказала, спускайся! — разозлилась Эдита. — Ну, погоди, будет тебе на орехи! Вот придет дедушка…
— Ну чего ты все сердишься, все кричишь и кричишь! Лучше иди к своему телефону и сиди около него. Я только яблочко достану, вон то, самое большое, и слезу с дерева.
Ей казалось, что Филька с каждым днем становится все упрямее и непослушнее. На ласковые просьбы он не реагировал, строгим приказаниям подчинялся с трудом. Казалось, он нисколько не боялся ее, даже когда получал подзатыльник или шлепок по заду. Мальчишке требовалась мужская рука. Дед в этом отношении, конечно, в расчет не шел. Он только баловал внука, защищал от постоянных упреков матери. Был лишь один мужчина, привычкам которого Филька старался подражать, которого беспрекословно слушался и к кому относился с благоговением: дядя Юра Агейко. Пантова, ставшего в последнее время частым гостем в их доме, он не переносил.