– Значит, когда-нибудь вы станете таким же, как он?
– Кто может знать свое будущее?
– Да. Что же с вами станет, старший инспектор Чэнь? – Она опустила глаза в свою чашку. – Я хочу спросить, когда вас дальше повысят?
– Все зависит от множества непредвиденных обстоятельств, над которыми я не властен.
– Вы же подающий надежды член партии.
– Нам непременно нужно говорить о политике до самого вашего отлета?
– Нет, конечно, но, нравится нам или нет, вся наша жизнь пронизана политикой. Это одна из современных теорий, о которой вы прочли мне целую лекцию, старший инспектор Чэнь. Как видите, я легко усваиваю китайский стиль.
– Вы иронизируете, инспектор Рон, – сказал он, желая перевести разговор в другое русло. – Надеюсь, проведенных здесь вами десяти дней достаточно, чтобы поддержать в вас заинтересованность в изучении китайского.
– Да, я обязательно продолжу его учить. Может, в этом году запишусь на вечерние курсы.
Он рассчитывал, что она станет расспрашивать его подробнее о расследовании, она имела на это право, но почему-то не торопилась с вопросами.
В самом деле, некоторые моменты он не хотел поднимать в присутствии Ли. В частности, от Гу он узнал, что гангстерам запретили брать огнестрельное оружие во время преследования старшего инспектора и его американской коллеги. Во-первых, Чэнь был связан с верхними эшелонами власти, и гангстеры не хотели превращать его в своего непримиримого врага. А во-вторых, пекинское руководство непременно назначило бы расследование, если бы в Китае пострадала представительница американской полиции. Это объясняло общий характер более ранних инцидентов, которые при всей их серьезности не могли стать смертельными. Даже выпад против Юя.
Опустив чашку, Кэтрин достала из сумочки фотографию:
– У меня для вас есть кое-что.
На снимке была юная девушка, сидящая за столиком в уличном кафе и играющая на гитаре. Солнце золотило ее светлые волосы до плеч, обутые в легкие сандалии ноги касались медной дощечки, вделанной в тротуар.
– Это же вы, Кэтрин! – узнал он.
– Да, лет пять-шесть назад, в кафе на Делмар. Видите медную пластинку? Там их много, таких пластинок, как в Голливуде, только в моем родном городе их устанавливают в честь своих, сент-луисских, знаменитостей.
– Это как раз его пластинка?
– Да, Элиота. Извините, я не хотела выразить неуважение к вашему любимому поэту.
– Ничего страшного, думаю, ему бы даже понравилось – красивая девушка с волосами, в которых играют лучи солнца, поет и касается сандалиями его памятной пластинки.
– Я попросила маму найти фото и переслать мне. Это единственная связь между Элиотом и мною.
– Какая прелестная фотография!
– Возможно, когда-нибудь вы там побываете – будете говорить об Элиоте, возбуждать воспоминания кофейной ложечкой, когда вечерняя заря постепенно охватывает небо.
– Мне очень этого хотелось бы.
– Ловлю вас на слове, старший инспектор Чэнь. Вы вполне можете туда поехать, ведь так? Возьмите фото на память. Будете думать об Элиоте и мимоходом вспомните и меня.
– Вряд ли я буду вспоминать Элиота так часто, как… – Он оборвал себя, едва не переступив запретную линию. Внезапно он словно увидел себя гуляющим по парку Хуанпу и, как выразился Элиот, «слышащим, как русалки поют всем и каждому, но только не ему».
– И я буду с нетерпением ждать, когда я снова смогу почитать ваши стихи, все равно, на английском или на китайском.
– Вчера ночью я пытался сочинить несколько строк, но во время поездки в автомобиле с Лю понял, до чего я никудышный поэт – да и полицейский из меня не лучше.
– Почему вы так строги к себе? – Кэтрин взяла его за руку. – Вы же сделали все, что только было в ваших силах, да еще в такой сложной обстановке. Поверьте, я все понимаю.
Но многое скрыто было от ее понимания, и он промолчал.
Кэтрин продолжала:
– Вы говорили партсекретарю Ли про парковку для клуба Гу?
– Не говорил. – Он ожидал этого вопроса. Казалось, Ли нисколько не удивился его делам с Гу – как будто знал о них.
Насколько тесно связан Ли с «Голубой триадой»? В качестве высшего должностного лица, отвечающего за безопасность города, Ли приходилось до какой-то степени сотрудничать с местной мафией. После событий лета 1989 года партийная пресса постоянно заявляла, что задача сохранения «политической стабильности» по-прежнему считается самой важной. Но Чэню казалось, что Ли куда глубже вовлечен в деятельность мафии.
– А что там насчет зеленого сотового Цяня? – спросила Кэтрин. – Я не помню, чтобы видела такой на рынке.
– Когда вы были в примерочной, я видел звонившего по сотовому человека. Так вот телефон такого цвета, как у него, встречается очень редко.
В баре звучала музыка. Это была еще одна популярная во время культурной революции песня. Чэнь помнил только припев: «Поколение за поколением, мы будем вечно благодарны председателю Мао». Он покачал головой.
– В чем дело?
– Просто знакомая песня. – Он обрадовался возможности переменить тему разговора. – Сейчас песни, популярные в годы культурной революции, переживают свое возрождение. То, что вы слышите, можно считать гимном хунвейбинов. Вполне возможно, Вэнь тогда исполняла «Танец верности» именно под эту мелодию.
– А что, люди скучают по старым песням?
– Думаю, они привлекают людей не своим содержанием, а потому, что напоминают им о прожитой жизни – ведь тот период продолжался целых десять лет.
– И что же для них важнее: мелодия или воспоминания? – спросила Кэтрин, смутно припоминая стихи, которые он читал ей в парке Сучжоу.
– Не могу сказать. – Чэнь подумал о другом вопросе, который только что всплыл в их разговоре.
Не был ли он сам танцором, исполняющим «Танец верности», только в другое время и в другом месте?
Наверное, ему стоило пойти к министру Хуану и доложить о результатах расследования, только он еще не решил, что ему сказать. На данной стадии своей карьеры, вероятно, для него будет важнее доказать свою верность непосредственно министерству в Пекине, минуя секретаря парткома Ли.
– О чем задумались, старший инспектор Чэнь?
– Так, ни о чем.
Ли издали окликнул их:
– Товарищ старший инспектор Чэнь, посадка через десять минут.
Ли шел к кафе, показывая на табло, висящее под потолком.
– Иду, – отозвался Чэнь и снова обернулся к Кэтрин: – У меня для вас тоже есть небольшой сувенир, инспектор Рон. По пути в аэропорт Лю купил кое-что для Вэнь, а я выбрал для вас веер и переписал на него несколько строк.
– Это ваши стихи?
– Нет, их сочинил Су Дунпо.
– Прочтите мне все стихотворение.
– Я не помню его целиком. Вспомнил только эти вот строчки.
– Хорошо, я сама поищу стихотворение в библиотеке. Благодарю вас, старший инспектор Чэнь. – Кэтрин встала, развернув веер.
– Скорее, прошу вас. Время! – торопил их Ли.
У ворот уже выстроилась вереница пассажиров.
В конце ее, держась за руки, стояли Вэнь и Лю.
По вине старшего инспектора Чэня они вынуждены расстаться, и Вэнь вот-вот исчезнет за этими воротами.
А с ней – и инспектор Рон.
И унесет с собой частичку его души, хотя, может быть, он потерял ее много лет назад, еще в те утренние часы на влажной от росы зеленой скамейке в парке Хуанпу.
Об авторе
Цю Сяолун родился в Шанхае, имеет степень магистра гуманитарных наук и доктора философии. С 1989 года живет в США. Обладатель множества престижных литературных наград. Преподает китайскую литературу в Университете Джорджа Вашингтона в Сент-Луисе.
