***
Все три дня, что прошли незаметно, Ева провела в своей комнате, даже не выходя в столовую. Не было настроения с кем-либо разговаривать. Каждый день к ней заглядывали Киоко и Хару, отчаянно пытаясь выведать причину упаднического настроения девушки, но все было безрезультатно. Жена босса Вонголы лишь понимающе кивала и приветливо улыбалась, а Миура всячески пыталась сгладить унылую беседу, которая никак не ладилась. Все время хозяйка комнаты сидела около окна с задумчивым видом, не смыкая глаз до самого позднего вечера. Иногда Ева не позволяла себе спать ночью. Она завела личный дневник, в котором изливала всю душу, сидя за столом с толстенной тетрадью и ручкой в руках, быстро выводя буквы. Браун не перечитывала того, что писала. Просто было некогда. Ее сердце болело, щемило, изнывало от невыносимой муки, поэтому необходимо было все свои переживания перенести на бумагу. Рука скользила по шероховатой поверхности, впопыхах выводя синей пастой буквы. Ее мысли были только о своих пережитых чувствах, испытанных ощущениях, а также об Алессе, с которой Браун не общалась. В ту ночь, когда подруга высказала свою точку зрения, девушка не захотела больше ее видеть. Почему? Ведь Коста ни в чем не виновата, ничего обидного не сказала, но... Она не поддержала ее. Просто взглянула на эту ситуацию скептически, своеобразно выразила свою точку зрения и дала ценные рекомендации забыть о Хибари Кёе, как о ночном кошмаре. Но ведь это невозможно! Мужчина будто засел в белесой голове, отказываясь покидать девичьи мысли. Ева хандрила. Страшно. Каждую ночь она просыпалась в холодном поту, борясь со своими сновидениями. Перед глазами представало каждый раз озлобленное лицо Алессы, отрешенные серые глаза Хибари, наполненные холодом и безразличием. Господи! Неужели эти сны уничтожат остатки надежды на лучшее? Каждый день я говорю себе: «Я люблю его»... Нет не так! Ева, закусив губу, зачеркнула эту строчку, пытаясь забыть начатую мысль, как что-то ненужное. Почему-то Браун хотела вести записи в тетради, как обращение к Кёе. Ведь только таким образом она сможет выразить к нему то, что она чувствовала на самом деле. В голову закралась мысль, что, может быть, этот человек найдет ее дневник и прочитает все до самой последней страницы, а потом разобьет ей сердце. Нет, нельзя этого допускать! Нет! Эти записи должны остаться в тайне и только в тайне, а иначе они могут попасть в плохие руки... «Знаешь, когда я впервые встретилась с твоим взглядом, поняла, что последую за тобой куда угодно». Девушка замерла, словно рядом с ней сейчас кто-то стоял. Она зажмурилась, желая представить в голове желанный образ: правильные черты лица, раскосые глаза, цвета грозового неба, прямой нос, губы сжаты, а сам взгляд пропитан жаждой. Чего? Ева запомнила его взгляд в ту ночь. Да, она представила именно такой взгляд, наполненный жаждой обладания, страстью и в то же время желанием разорвать в клочья. Примесь искушения и опасности. Девушке никогда еще не нравились такие мужчины. Они были просто не в ее вкусе. Но сейчас все было иначе... Черт! Опять эти назойливые мысли лезут в голову, словно змеи. Заполоняют все пространство, злостно шипят и наполняют тело ядом, заставляя дрожать от волнения. «Я одержима тобой и идеей поцеловать твои губы. Это единственное, о чем я могу думать, находясь рябом с тобой непозволительно близко». Вот она - настоящая правда. Интересно, где он сейчас? Чем он занят? Какие чувства испытывает? Браун хотела знать все, но это было априори невозможно. Девушка не знала, что делать дальше. Внутри бушевали смешанные чувства. Хотелось больше не повторять прошлых ошибок, хотелось забыться в работе, но прямо сейчас это сделать останавливал желанный образ мужчины, так назойливо застрявший в голове и заставивший Еву лишиться той жизни, которая была у нее раньше. Тогда девушка жила лишь благодаря постоянной рутине: вставала рано, одевалась, делала себе прическу, легкий макияж, давала еду своему слишком капризному коту, завтракала сама, шла на работу, а затем длилась ее напряженная рабочая смена, где были ее и взлеты и падения, где были слезы родителей и родственников пациентов, где постоянно в отделение приходили люди, нуждающиеся помощи. Вечера в жизни Браун не были такими уж и значительными, чтобы их вспоминать. В основном, она сидела либо на диване, либо на кухне за ноутбуком, и переписывалась с Алессой, чтобы узнать, как у нее дела. Но сейчас все было совсем иначе. Ее окружали уже совершенно другие люди: добрые, понимающие, желающие помочь. Хоть они и были связаны с мафией, входили в такое общество, где контингент был не всегда очень порядочным и честным, Браун тянулась к ним и сердцем, и душой, желая быть нужной. Некоторые мафиози позволяли себе торговать людскими жизнями, некоторые незаконно поставляли в другие страны наркотики, а некоторые даже хотели уничтожить всю мафию, чтобы править в одиночку. Такими были Серпенте, но не Вонгола. Еще вчера, когда солнце не до конца скрылось за горизонтом, Тсунаеши постучался в ее комнату негромко, совсем тихо, будто опасаясь чего-то. В его глазах всегда плескалась какая-то неловкость, но не было страха. Его решимость помочь девушке была достойна уважения. И Браун относилась к нему, как к другу, как к наставнику, который всегда мог что-то подсказать и защитить. Мужчина позвал ее к себе в кабинет, чтобы обговорить что-то очень важное, не требующее отлагательств. И девушка послушно прислушалась к словам Савады, обращая внимание на тон его голоса, пытаясь уловить в нем что-то предостерегающее. А бояться было чего. Браун понимала, что босс Вонголы переживал за нее все это время. Возможно, он даже о чем-то догадывался, что-то даже уже знал, но надежда на то, что ее отношения с Хибари не перешли с отметки «тайное и спонтанное» на «самая неожиданная новость года» не оставляла девушку ни на шаг... И вот сейчас, она, не страшась ничего и никого, уверенно шла к кабинету Савады Тсунаеши, настроив себя на положительный лад. Ева знала, что разговор будет на очень важную тему. Но какую? На минуту, стоя перед огромной дубовой дверью, ведущую прямиком в кабинет босса Вонголы, девушка растеряла всю свою решительность и неуверенно начала топтаться у порога, забивая свою голову многочисленными тревожными вопросами. А вдруг там есть еще кто-то? А вдруг Тсуны нет в кабинете? Что делать дальше? Наверное, девушка продолжила бы так изводить себя, если бы не мягкое, но громкое «Входите, Ева-сан» заставило встрепенуться, будто ее уши только что услышали какую-то редкостную словесную гадость. Ладонь нервно обхватила ручку двери, дергая ее на себя слишком сильно, чем нужно было, из-за чего та издала жалобный скрип и повиновалась, впуская внутрь. Мужчина все также сидел за своим просто огромным по размерам столом, сложив руки перед своим лицом в замок, открывая Браун вид на одни лишь слегка прищуренные карие глаза, в которых блестели смешинки. Что? Савада Тсунаеши смеется над ней? С какого это перепугу? Девушка сдержала секундный порыв фыркнуть на весь кабинет, выражая свое негодование, но тут же дала себе мысленный пинок, снова сделавшись нервной и взволнованной. Шатен, не дожидаясь потока вопросов, который хотел уже было вылететь из девичьих уст, приглашающим жестом показал на кресло, стоявшее напротив его стола. «Словно прохожу собеседование на работу...», - подумала про себя девушка, не сдержавшись от мысленного ядовитого комментария. Да, это было действительно похоже на воспитательную беседу, на нагоняй от начальника, на пока что не начавшуюся экзекуцию, да на что угодно, но только не на обычный разговор двух друзей. Браун, чувствуя, что ноги становятся просто напросто ватными от перенапряжения, быстро преодолела расстояние, простилавшееся между ней и креслом, и, словно натянутая струна, села в него, держа спину идеально прямо. - Ева-сан, как вы уже поняли, разговор будет не из самых приятных, так как он напрямую касается Вашего дальнейшего положения, - нарушил это секундное молчание Савада, тихо прочистив горло. Его голос был немного хрипловатым, будто в области связок сосредоточился неприятный ком нервов, от которого шатен хотел сейчас же избавиться. Ева продолжала внимательно слушать его, чувствуя, как внутри все замирает от волнения. - Боюсь, к моему глубочайшему сожалению, в особняке Вонголы стало совсем небезопасно. Я понимаю, что Вы уже хорошо освоились здесь, почти завершили ремонт в своих комнатах, но вынужден признать - скорее всего, Вам прийдется снова уехать. Не потому что Вы бесполезны, а потому что в особняке остаются только те, кто может сражаться. - взгляд Тсунаеши был устремлен прямо на Браун и не выражал совершенно ничего хорошего. Карие омуты смотрели с тревогой, беспокойством, даже, можно сказать, страхом за жизнь девушки. Ева была на сто процентов уверена, что мужчине было о