— Андрюха, не зверей, расслабься! — произнёс я, бросив полупустую пачку сигарет.
Поймав которую, он, нисколько не смущаясь, сразу достал табачное изделие, приоткрыл тумбочку и, нащупав зажигалку, принялся судорожно курить, его руку немного потряхивало, но он старался это скрыть, пепел скидывал в пустую бутылку.
— Глеб тебе за произошедшее расклад дал? Задал я вопрос, присев на кровать сбоку от парня.
— Дал, говорит, какой-то Пётр Андреевич на нас отбитых уголовников натравил. Только зачем ему это, так и не объяснил, — произнёс Андрей, пожав плечами.
— Значит, я объясню, Пётр Андреевич якшается с Тимофеем, который ржаных держал, видно, пацан его попросил подсобить по-дружески.
— Да я этому Тимофею так подсоблю, что он под себя ходить всю жизнь будет, — процедил Андрей сквозь зубы.
— Верю, всё же ты в одиночку аж двоим бой дал, — произнёс я, желая похвалить его за смелость.
— Бой? — произнёс Андрей, округлив глаза. — Да эти скотины забили меня, как лоха!
— Их было двое! — парировал Владимир, наконец отвиснув после недавнего жеста племянника.
— Ну и что? Был бы там Антон, они бы пожалели, что родились! — произнёс он, ударив по близлежащей тумбочке, после чего судорожно схватился за живот, что не мудрено с такими выкрутасами, я бы даже не удивился, если бы у него прямо сейчас швы разошлись.
Заметив его нездоровое поведение, я одёрнул Володю за рукав и поволок за собой, сначала в коридор, а затем и на кухню, через несколько минут в наших руках блестели кружки, наполненные ароматным чаем с чабрецом.
— Рассказывай, — серьёзно произнёс я, устремив на Владимира пристальный взгляд своих карих глаз.
— Чего рассказывать? — вопрошал он, наивно удивляясь.
— Что за помешательство такое напало на Андрея?
— Долгая история, — продолжал отнекиваться Володя.
— Ну так я никуда и не тороплюсь, вещай, или же ты мне не доверяешь!? — вопрошал я, нахмурившись.
Если честно, в обычных условиях я бы предпочёл не лезть человеку в душу, но Андрей — член "74 округа", а значит, если, как встанет на ноги, начнёт творить херню, скажем, лезть под пули и ножи, отдуваться за него нам.
— Как ты думаешь, Артём, почему в свои сорок с лишним лет, приближаясь к пятидесяти, я всё же воевал под началом старшины Глеба, хотя с юности служу в армии?
— Без понятия, может, образования не имел, поэтому выше сержанта дослужиться не мог, — озвучил я версию, в которую даже сам не верил.
— А вот и нет, пусть среднее специальное, но образование у меня все же было, дело в другом… Мы с братом, то есть с отцом Андрея, вместе служили в одной части, — начал он шёпотом. — Я был старшим лейтенантом, а он сержантом, поскольку в армию попал недавно, да и в армию он пошёл лишь потому, что с работы на гражданке попёрли. В общем, не ожидал Захар, что война начнётся, а делать что, соскочить нельзя, вот он и поехал, ну как поехал, полетел, — поправил сам себя Владимир.
— Не шибко важно, давай к сути.
— Дезертировал, да ещё и с оружием, да ещё и парней двух за собой повёл. Представляешь, война в самом разгаре, а заместитель командира взвода убегает, растворяясь невесть где!
— Представляю, наверное, штаб был в ярости.
— Не то слово! — воскликнул Володя, до этого говоривший шепотом.
— Нашли?
— Нашли, состряпали по-быстрому военно-полевой суд, и пустили в газеты новости о ходе дела…
Жёстко! Читать и слышать везде про дезертирство отца, про то, какой он трус и предатель, должно быть, вызывало мерзопакостные чувства у несчастного Андрюхи.
— А к тебе то это как относится?
— Как, как… — тяжело вздохнул Владимир. — Был у меня недруг один среди офицерского состава, Генерал-майор, как услышал о брате, повлиял на кого-то в штабе, быстренько состряпали ещё один суд, по результатам которого было признано, что брата я подговорил… И письма нашлись у них электронные, и свидетели.
— Разжаловали?
— Разжаловали до рядового и в семьдесят второй полк отправили. Видно, надеялись, что я там и сдохну, шиш им!
— А как ты так этого генерала разозлил?
— Обыкновенно, крал он паксуда со склада, и пихал оружие в соседний Нигер, я прознал, доложил…
— А доклад под сукно, верно?
— Верно.
— А какое наказание суд принял относительно твоего брата?
— Тюремное заключение, десять лет…
— Это многое объясняет, но почему парень тогда до этого вел себя тихо, а в тот день и на амбразуру попёр, и с Антоном сцепился?
— Я расскажу, только пообещай никому не рассказывать, а то племянник разозлится, — произнёс Володя, вновь перейдя на шёпот.