Мэра ожидали в специально организованной студии, там был установлен монитор с изображением зала в Гарварде. Наблюдая почти полный день, с какой скоростью крутились мозги Ю. М., я полагал увидеть Лужкова по меньшей мере утомленным. Но в зал вошел, уселся перед монитором, выступил в прямом эфире безо всяких вспомогательных бумаг и удостоился дружных аплодисментов с другого континента человек, который, верьте на слово, был свежее, энергичнее, темпераментнее, чем в начале дня. Как, почему? Не знаю ответа.
Впрочем, мы ушли от темы и, кажется, сбились на комплиментарный тон. А градоначальник льстивые речи хоть и не обрывает, но и особого кайфа не ловит. Когда кинорежиссер Владимир Хотиненко снял документальный фильм о праздновании 850-летия Москвы, там не оказалось ни одного кадра с Лужковым. Мэру показали кино, рецензия оказалась нестандартной: «Рад, что ни разу не увидел себя. Хотя весь фильм думал: сейчас эти б… покажут эту рожу».
Поговорим о власти Юрия Лужкова над людьми.
Осенью 2000 года в одном интервью он сказал буквально следующее: «У меня нет друзей. У меня есть коллеги по работе». Многие обратили внимание на это заявление — для Лужкова абсолютно новое. Никогда прежде мэр так не высказывался. Напротив: за ним давно и прочно утвердилась репутация человека, который дорожит своей командой, с некоторыми ее «игроками» состоит в давней личной дружбе и вообще отличается от многих политиков, в первую очередь от Ельцина, тем, что своих не сдает.
Что же случилось? Может, раньше Лужков лукавил, демонстрировал контраст с тем же Б. Н., как бы подавая и своим и чужим ясный знак: «Со мной не пропадете»? А теперь, когда подошла необходимость избавиться от части своего окружения, публично освободил себя от роли покровителя?
Или дело все-таки в том, что, вкусив горечь многочисленных измен накануне парламентских выборов 99-го (в том числе и со стороны людей, которых, судя по всему, считал близкими товарищами), мэр решил морально обезопасить себя на будущее, отказав лицам из свиты в праве на личную дружбу? В январе 2000-го Лужков обронил фразу: «Нет ничего страшнее вора в собственном доме». Он не уточнил, о ком речь, хотя подходящих персонажей было несколько…
Короля играет свита — звучит не ново. В системе столичной власти, скорее, наоборот: свиту играет король.
Это при Лужкове, давайте вспомним и воздадим, служба в муниципальных структурах, и в первую очередь в мэрии, стала по-настоящему престижной. Прежде работа в федеральных организациях (еще ранее называвшихся союзными) ценилась несравнимо выше, чем в городских. В перестроечную пору муниципалы быстро набрали очки, и вскоре фраза: «Я работаю у Лужкова» стала аттестовать человека как фигуру значительную.
Как же относится Ю. М. к своему окружению? Тут многое познается через детали. Взять, к примеру, форму обращения. Мэра даже те, кто вплотную приближен к нему по должности и возрасту (не говоря уж обо всех прочих сослуживцах), величают исключительно на «вы» не только в официальной, но и в приватной обстановке. Лужков же ко всем без исключения сотрудникам, высоко-, средне- и низкопоставленным, давним и новым, молодым и старым, умным и иным, обращается на «ты».
«Тыкает», надо признать, необидно, по-домашнему, но вместе с тем лишний раз подчеркивает дистанцию и как бы напоминает: ты работаешь у меня, я тебя ценю, иначе бы выгнал, но правила общежития, уж извини, здесь устанавливаю я. И ругнуться за мной не заржавеет. Причем не всегда для разноса, чаще, как говорится, для связки слов.
Стиль руководства Лужкова таков, что никто никогда не чувствует себя абсолютно уверенно. И даже спокойно. Схлопотать можно в любой миг, и хорошо, если дело ограничится жестким тоном мэра. А то случаются и самые тривиальные разносы — по полной, отработанной в советские времена программе. Лужков за годы своей службы сам не раз такие нагоняи получал и технику их исполнения вполне освоил. Причем ничуть не сомневаюсь: в такие минуты мэр осознанно стремится к тому, чтобы распекаемому стало страшно. Начальника должны бояться.
Лужков запросто может пройти мимо сотрудника, которого хорошо знает, и в ответ на: «Здравствуйте, Юрий Михайлович» даже не повернуть головы. В мэрии это объясняют тем, что градоначальник имеет свойство задумываться и не реагировать на «внешние раздражители». Не верю. Это такая тактика руководителя. Пусть человек забеспокоится, пусть переберет в памяти, чем он мог вызвать недовольство мэра. Пусть почувствует под ногами зыбкий песок. Больше будет ценить свою работу.
При этом Лужков умеет не только походя шлепнуть по нервам, но и столь же легко привести человека в полный восторг. Вот вам один случай, с виду пустячный.
Субботний объезд города. Мэр в центре толпящейся свиты меряет шагами стройплощадку Гостиного двора. Смотрит в землю; о чем думает, непонятно. И вдруг, не поднимая головы: «Андрей, у тебя шнурок развязался». Идущий метрах в десяти от Лужкова сотрудник пресс-центра мэрии каменеет. На физиономии изумление пополам с восторгом. Шнурок ботинка и в самом деле развязан, но главное, мэр помнит имя Андрея. Мало того: Ю. М. идентифицирует его по ботинкам, а ведь на пустого, никчемного человека он бы вообще глядеть не стал, пусть у того хоть шнурок развяжется, хоть штаны свалятся. Наконец, Лужков не иначе как сознательно дает понять окружению, что уж кого-кого, а Андрея из пресс-центра он помнит, ценит и обидеть не разрешит.
Скорее всего, ничего этого мэр, говоря о шнурке, в виду не имел. Хотя не факт. Управленческие приемы заведены у него в рефлексы, и он не может не понимать: знак внимания и расположения ценится стократ дороже, если он послан начальником, умеющим держать подчиненных в постоянном напряжении.
ЭТО СЛАДКОЕ СЛОВО: «НЕВОЗМОЖНО»
Один из разделов книги Лужкова «Российские законы Паркинсона» называется «Закон “Нет, невозможно”, или Лучший способ загубить проблему».
Этот закон я сформулировал, когда впервые съездил на Запад. Меня поразило, что там, когда задаешь человеку проблему, он сразу думает, как ее решить. Конечно, по шаблону, по стандарту, без нашей российской смекалки и выдумки. Но главное, у них установка — решить любой, даже самый сложный вопрос.
У нас веками воспитывалась другая философия. Если поставлена задача, надо найти мотивы, чтобы не решить ее. И этому вовсе не мешает нынешний переход к рынку. «Невозможно» — самое сладкое слово в отечественном деловом лексиконе. Ты еще не договорил, а тебе уже отвечают: «Нет, не получится».
Почему, собственно? Ну, в верхних слоях понятно: там если решил проблему, то подвергаешь себя опасности. Кому-то может не понравиться. В языке это хорошо отражено: «не высовывайся», «что, тебе больше всех нужно?», «поперед батьки в пекло» и прочее. Не решать, отказать под любым соусом еще и полезно: вокруг тебя кто-то должен обязательно повращаться, быть может, откатик дать или еще что приятное сделать. А ты показываешь, что большой начальник. Но, конечно, самый кайф — когда должность дает возможность мешать кому-то делать то, что ему позарез нужно, а подношение можно взять за то, что перестанешь мешать.