Собранный сок, прямо в пипетке, я опустила в пробирку потолще, и искоса глянула на Руперта. Тот следил за моими руками, как завороженный. Я подняла вверх пробирку с пестиком бругмансии.
- Сонник, - тут же отозвался Руперт, узнавая цветок по характерному облаку желтоватый пыли, застывшей в Вечной воде.
Я кивнула, любуясь под ярким светом усилителя блестками в воде.
- Тоже активно используется целителями. Если соединить свойства Белой бругмансии и боялеи, можно попытаться создать новое - способность залечивать более серьезные раны во время сна, без неприятных ощущений для человека.
Руперт думал несколько секунд, а потом задумчиво спросил:
- А как же ядовитые свойства Белой бругмансии? Ведь вы же не будете спорить, что многие целители настоятельно не рекомендуют пить зелье из Сонника, либо делать это под строжайшим присмотром.
- Вы абсолютно правы, - я поставила пробирку назад в ящичек, - над этим я тоже работаю. Думаю, совсем скоро у меня поучится убрать эту не слишком безопасную особенность Сонника.
Руперт удивленно воскликнул:
- Но разве можно совсем убрать такое свойство? Разве только немного притупить.
Я обвела глазами магические куполы на столе и опустила руку на одну из крышек, под которой в войлочном горшке пряталось растение с крупными овальными листьями и черными цветочками.
- Кошачья примула.
- Но у нее нет лекарственных характеристик, - Руперт не понял, почему я выбрала и это растение для своего опыта.
- Нет, но порошок из ее листьев используют во многих очищающих средствах. Многие даже не подозревают об этом, когда добавляют его в чай.
- Порошок добавляют для цвета, - согласился Руперт.
- Но кроме того, кошачья примула в чае имеет успокаивающее действие.
- Я не знал об этом.
- Это выяснил один ученный несколько десятилетий назад, мне случайно попались в архиве его отчеты. Вы сами понимаете, что это совершенно незначительное свойство, да столько трав имеет успокаивающий эффект! Подобному попасть в учебники по ботанике сложно…
- И вы думаете, что это сможет убрать опасное действие Сонника?
- Я предполагаю. То, что кошачья примула применяется в быту, как раз и привлекло мое внимание. Я опробовала много растений, которые используются, как антидоты, но все безрезультатно. Пыльца Сонника все еще имела ядовитые испарины, хоть в совсем незначительном количестве.
- По-моему, это потрясающие идеи! - с пылом воскликнул Руперт, и я тихо засмеялась.
Астер, сопящий рядом на столе, поменял положение рук под щекой, привлекая своей возней наше внимание.
- Профессор Фольцимер знает о ваших опытах?
- Еще рано говорить о каких-то успехах.
Руперт не стал спорить или переубеждать меня. Он отлично понимал, что такое гордость ученого, и как она будет задета, если все узнают о грандиозных планах, а под конец ничего путного из задумки не выйдет.
- А основа? Сонник? - полюбопытствовал Руепрт, уже смелее разглядывая цветы под куполами.
- Нет, это было бы опрометчиво. С такой концентрацией пыльцы весь опыт провалится.
Молодой человек потер подбородок и закивал, соглашаясь с моими доводами. Я дала ему некоторое время для того, чтобы он, может, сам догадался, какой цветок я хотела бы использовать в качестве основы для передачи ему выделенных мной свойств других цветов. Однако Руперт молчал, и я снова заговорила:
- Голубой крокус - его я использую, как основу.
- Крокус? - переспросил Руперт, разглядывая нежный цветок с лепестками небесного цвета и усиками-листьями.
- Одно из самых нейтральных растений в нашей природной зоне. Ну, и я обожаю крокусы. Руперт усмехнулся и внезапно мотнул головой, словно отгоняя наваждение.
- Какой же я болван! Я же пришел сказать, что профессор Фольцимер хотел видеть вас.
- Сейчас?
Руперт виновата кивнул.
- Он не сказал, зачем я ему нужна?
- Нет… а еще, - молодой лаборант глянул через плечо на Марка, начавшего уже похрапывать, - попросил найти Астера и, если тот спит, разбудить его и гнать пинками доделывать отчет.
Я стянула перчатки и выключила усилитель, мысленно желая удачи Руперту. Все знали, что Астера порой даже кувшин ледяной воды не мог разбудить. Профессор Фольцимер лично проверял, раз так десять.
Кабинет главы Совета профессоров находился на пятом этаже, почти под самой крышей, и занимал три комнаты, с личной лабораторией и библиотекой, куда попадали избранные. Простым смертным доводилось лишь стоять на красном ковре перед массивным дубовым столом, за которым профессор Фольцимер восседал, словно на троне. В каком-то плане его большое кожаное кресло троном и было.