— Я… Я… случайно… — забормотал Хараламбос, который никак не мог отдышаться.
Толстый торговец равнодушно пощупал образчик.
— Меня это не интересует.
Расстроенное лицо старика, подергивающееся от возбуждения и усталости, выразило бесконечное отчаяние.
— Хорошо, — прошептал он и, улыбаясь жалкой улыбкой, сел на скамью, чтобы хоть немного прийти в себя. — Вы угостите меня чашечкой кофе… за мои труды, господин Петридис?
— А ну проваливай отсюда, мне некогда. В другой раз.
— Хорошо, в другой раз, — покорно согласился Хараламбос.
Снова поклон, и снова он на улице. Что поделаешь! У Петридиса наличные деньги, и он платит за посредничество при выгодной сделке. А старые счеты… ведь тогда Петридис разорвал ему в клочья пиджак и плюнул в лицо, тогда… Но разве в торговых делах существуют старые счеты?
Засунув руки в карманы, Хараламбос сновал по магазинам. Но всюду его ждала неудача, всюду его успели опередить другие. Сегодня несчастливый день, он не выручил ни гроша. Наконец он зашел в кофейню, расположенную в галерее. Посидел там, чтобы убить время…
В полдень, возвращаясь домой, он остановился перед лавкой Толстяка Янниса и стал рассматривать и ощупывать туши, висевшие на крюках. Мясник тотчас вышел к нему.
— Добро пожаловать, добро пожаловать. Заходи, угощу, у меня кое-что припасено в холодильнике, — сказал он.
Никто в квартале не знал фамилии Толстяка Янниса, и сам он, наверно, давно уже ее позабыл. Поэтому он распорядился, чтобы на новой вывеске нарисовали гирлянду цветов, по птице с обеих сторон, а в середине красной краской написали его прозвище. У Толстяка Янниса была круглая, как луна, физиономия, он страдал плоскостопием и колитом.
Отведя Хараламбоса в сторону, он завел разговор о своих матримониальных планах.
— А что говорит Клио? — с волнением спросил он.
— Ах, девушки… Они такие стыдливые и неразумные… Что они понимают в жизни?.. На отцов ложится вся ответственность и заботы. — Хараламбос вздохнул и виновато опустил голову. «Какие огромные башмаки он носит! Какого же, интересно, размера?» — подумал он.
Лунообразная физиономия мясника расплылась от радости.
— Не хочу я, чтобы у тебя были лишние огорчения и хлопоты из-за приданого и всякой чепухи… Я дам тебе денег и распоряжайся ими как знаешь. Вот, бери хоть сейчас! — Он достал из кассы пачку ассигнаций и вручил Хараламбосу.
Старик весь задрожал. Он стал бормотать что-то бессвязное о своей дочке и в конце концов расплакался. Когда они прощались, мясник так крепко пожал ему руку, что чуть не сломал ее.
15
Хараламбос вернулся домой около пяти часов вечера, держа под мышкой радиоприемник.
Он был очень оживлен и повторял без конца, коверкая марку приемника.
— «Тенефулькен», «Тенефулькен»…
— Откуда ты взял деньги? — спросила испуганно Мариго.
Этот вопрос несколько смутил Хараламбоса. Он отошел от жены подальше, поставил приемник на стол и принялся вертеть в руках шнур.
— Где же розетка?.. Давайте включим радио… Что вы на меня уставились? Я купил его, не украл. «Тенефулькен» написано здесь, вот, прочитайте!
— Господи! Чудо какое-то! — Мариго перекрестилась. — Неужели ты заключил выгодную сделку? Да, Хараламбос? Отчего ты молчишь? Скажи мне все откровенно. Нам так нужна хоть капелька радости… — Она вспомнила прежние годы, когда муж любил удивить ее неожиданным подарком или веселой шуткой. — Ах! Сроду ты не был бережливым, — продолжала она. — У нас в доме пусто, а ты швыряешь деньги на приемник. — Вдруг она замолчала, с подозрением поглядев на него.
— Я купил его для Клио. — Хараламбос неловко погладил по щеке старшую дочь и улыбнулся ей. — Видишь, какой красивый «Тенефулькен»!
— «Телефункен»! — поправила его Элени.
— А, все равно! Включи-ка его, дочка. Музыка! Хе-хе, музыка! Знаете, что сказал мне продавец в магазине? «Сударь, вы покупаете счастье для своего дома». А я ему в ответ: «Вы попали в точку, нечто в этом роде и хотел я приобрести». Хе-хе! Разве это не смешно? — Элени нервно теребила пуговицы на своем жакете. — Сейчас мы послушаем радио!
И вдруг с Клио произошло что-то странное. До сих пор она стояла молча, словно ничего ее не касалось, а теперь бросилась внезапно к отцу и крепко обняла его.
— Я никогда не была безжалостной, — прошептала она. — Не была фантазеркой. Я верила в тебя, папа!
— «Тенефулькен»! «Тенефулькен»! — Хараламбос достал из кармана носовой платок и вытер слезы.