— Ну что, согласен? Сбегать мне договориться окончательно? — спросил Хараламбос.
— Давай еще подумаем.
— Упустим случай.
Бусины четок мелькали в пальцах торговца. Так-так-так!
— По пять восемьдесят пойдет, — после некоторого раздумья сказал он.
— Да это невозможно! Что они, сумасшедшие — уступить так дешево?
— Тогда в чем ты тут видишь выгоду?
— Прикину драхму и тут же сбуду всю партию. Чтоб провалиться мне на этом месте! — воскликнул Хараламбос.
Всячески старался он уломать торговца. Он говорил и говорил, брызгая слюной; беспрестанно крестился, клялся костями своей матери и жизнью Илиаса, которого на каждом шагу подстерегала на передовой смерть. Какого черта, неужели он обманет человека?
— Дай мне подумать, — изрек наконец торговец, не выпуская из рук четок.
Около трех часов Хараламбос почувствовал, что от боли вот-вот потеряет сознание. Он поспешил нагнуться, и его тут же вырвало. Желто-зеленая желчь испачкала ему брюки и разлилась по плиткам пола.
— Что с тобой? — спросил торговец, с подозрением поглядывая на него.
— Ничего. Наверно, съел что-нибудь нехорошее, вот меня и прихватило, — ответил Хараламбос.
Отворотом пальто он вытер рот. Нет, эта лиса не должна знать, что он болен, иначе пиши пропало. Сбежит негодяй.
— Если мы будем волынить, то дело сорвется. Ну, сбегать мне договориться окончательно? — спросил он опять, похлопывая собеседника по руке.
В глубине души он понимал, что ведет сейчас переговоры о последней торговой сделке в своей жизни. Какая-то сила толкала его на то, чтобы биться за эту сделку, во что бы то ни стало заключить ее. Все остальное отступило уже для него на второй план, казалось мелким и незначительным. Это была последняя стадия длительного отравления ядом, более страшным, чем алкоголь или картежная игра.
«Надо наседать на него. К счастью, простофиля не понял, что я болен», — подумал он.
Торговец сидел, перебирая четки. Хараламбос работал без конца языком, брызгал слюной, шамкал беззубым ртом.
Около пяти вечера разговор был окончен.
— Дай мне подумать. Если надумаю, завтра принесу деньги, и тогда по рукам, — сказал напоследок торговец.
— Я буду ждать тебя здесь рано утром.
На улице Хараламбоса еще раз вырвало. Он едва добрался до автобусной остановки. За его спиной кто-то произнес:
— Немцы в любую минуту готовы перебросить на границу бронетанковые дивизии.
Пассажиры в автобусе оживленно обсуждали новости с фронта.
Легкая тряска усыпляла Хараламбоса. Он сидел, сжавшись в комок, закрыв глаза, и струйка темной слюны бежала у него изо рта. Хотя он и был в каком-то полузабытьи, разговор пассажиров все же дошел до его сознания. «Если немцы нападут на нас, торговец передумает, — размышлял он. — Жаль, что я потратил столько слов даром. Надо что-нибудь изобрести, пока птичка не упорхнула». Но это завтра! А сейчас у него было одно лишь желание: поскорей лечь в постель и никогда больше не вставать.
Автобус подошел к конечной остановке. Держась за поручни, Хараламбос с трудом слез с подножки. Его мучила страшная боль.
Пассажиры рассыпались в разные стороны, спеша поскорее добраться до дому. Точно во сне мелькали перед Хараламбосом магазины, кофейня, ребятишки, пробегавшие мимо.
Он едва плелся. Ноги сами вели его по пути, хорошо изученному за столько лет. То и дело он спотыкался.
— Уже успел наклюкаться! — крикнул ему дядя Стелиос, почесывая подбородок. Он только что закрыл свою лавку, и ему хотелось поболтать немного. — Эй! Погоди минутку!
Но Хараламбос точно не видел и не слышал его.
Едва дыша, из последних сил брел он к своему дому. Вот забор дровяного склада… лужайка… Еще несколько шагов…
Начиналась весна, и вечером в воздухе стоял запах земли и полевых цветов.
38
Своим видом Хараламбос напугал всех в доме. Мариго, тяжело переживавшая плохие вести с фронта, судорожно обняла Никоса, спрятав голову у него на груди.
Хараламбос весь дрожал.
— Что-то нехорошо мне. Наверно, вчерашний обед…
Все засуетились вокруг него, и он дал уложить себя в постель. Пока его раздевали, он плакал, как ребенок, бормотал что-то и целовал жене руки.
— Мошенник, одну пятерку… Он счел меня за попрошайку, паршивого пса, — пробурчал он, вспомнив о своем зяте.
Через несколько минут он впал в беспамятство.
— Беги за врачом. Быстрей, Никос, — сказала Мариго и переглянулась с сыном. — Боюсь…
— И я, мама…
Вскоре Никос вернулся вместе с тощим старичком, который через каждые несколько слов твердил: «Прекрасно, прекрасно». Врача провели в комнату. Разбудили больного; он растерянно смотрел на всех, бормоча что-то бессвязное. Мариго приподняла его, держа за плечи, и сняла с него рубаху. Боже! Что она почувствовала, когда пальцы ее скользнули по костлявой груди мужа! При этом прикосновении она вспомнила прошлое. Когда-то она страстно обнимала это тело, которое теперь, увядшее, жалкое, вздрагивало под ее руками… Она потерла Хараламбосу плечи, стараясь согреть его.