Достаточно быстро пришел папа, который изумленно смотрел на представшую перед ним картину. Обливающийся слезами ребенок, перепуганная жена, раненная птица и куча камней на зеленой траве.
– Мия, что случилось? – выдохнул он, наконец, взяв себя в руки.
– Не видишь, курица ранена? А она, вообще-то, наседка, – строго зыркнула женщина в сторону мужа.
– Да какая курица! С Джил все в порядке?
А я ведь его таким и запомнила. Серые глаза под пышными бровями, часто поднятые в изумлении вверх, из-за чего на лбу образуется неглубокая складка. Цвет волос у меня был от отца, только мои торчали во все стороны как у матери. А еще у Эдмунда Висенты была обеспокоенная, натянутая улыбка, словно он всегда чувствовал себя виноватым перед женой.
– С Джил? – мать несколько отстраненно посмотрела на меня, а затем рассердилась. – А ты как думаешь? Кажется, ей передался твой дар!
Руки женщины несколько затряслись, но Эдмунд не смог этого заметить, а вот я прекрасно чувствовала, ведь сидела на этих руках.
– Ты говорил, что этого не произойдет, ты обещал! – всхлипнула мама, резко отдавая меня в руки отцу. Но я успела почувствовать ее боль и страх.
– Эмилия! – крикнул ей вслед отец, но женщина уже быстро поднялась по ступенькам и скрылась в доме, хлопнув дверью. Я совершенно не помнила этот эпизод, но меня не удивила фраза, вдруг возникшая в моем детском мозгу.
«Мама меня больше не любит?»
– Мама тебя любит, Джил, – отец мягко посадил меня на колени и прижал к груди. – Просто она боится магию. И не только она. Если ты правда владеешь даром Бэйриссы, то скоро столкнешься с людьми, которые не будут любить тебя, а станут опасаться. Возможно, у этого есть основание. Магия способна творить страшное.
Он указал на курицу, которая болезненно дергала крылом. Мужчина аккуратно посадил меня на траву, затем взял птицу на руки и осторожно провел пальцами по ее крыльям. Из перьев показалось слабое золотистое свечение.
– Однако магия способна и на хорошее. Запомни, не магия будет определять твой характер, а ты будешь определять характер своей магии. Все в твоих руках. Возможно, ты еще слишком маленькая, чтобы понять это. Но знаю, ты когда-нибудь вспомнишь этот разговор и все поймешь.
Я сглотнула слезы, комом подступающие в моем горле. Я кивнула, и хотела добавить, что поняла. Прошло двадцать пять лет, но лучше поздно, чем никогда. Но не успела я и рта раскрыть, как мир потонул в новом вопле.
– Очнись, Джиллиан! Эльтин управляет тобой, как куклой! Если не очнешься, то он твоими руками сожжет весь город! Прогони его, пока не поздно.
Но за вспышкой огня новый обрывок прошлого. Со временем угадать было просто, потому что я вновь была ребенком, но теперь немного старше. Мне вновь десять, на мне черное кружевное платье и я… прячусь в шкафу. Ах да, это были похороны отца. Я спряталась от гостей, от плачущей матери, которая чуть не устроила скандал из-за пришедших друзей покойного. Но ее успокоила бабушка, сказав, что они тоже имеют право находиться здесь. Под шумок я сбежала в комнату, залезла в шкаф и собиралась просидеть в нем до конца вечера. Нет, до конца времен….
«Эльтин!» – тем временем мысленно крикнула я, – «Прекращай этот спектакль! Ты боишься выйти на равный бой, что ли? Вылезай из моей головы!».
– Я еще недостаточно увидел, любимая сокурсница, – зло смеялся Эльтин, совершенно равнодушный к моим желаниям. Я же злилась на мага, который решил устроить себе развлечение, разглядывая картины моего прошлого, узнавая то, что даже я о себе не знала.
– Джервис, ты думаешь, что творишь?! – прошипел кто-то за дверцей шкафа, и я замерла, на миг позабыв про Эльтина.
– Гильберт, успокойся, – твердый и спокойный голос невидимого для меня собеседника показался мне знакомым.
– Ты сказал, что мы только придем посочувствовать жене, но теперь я все понял, – тот, что, судя по всему звался Гильбертом, заходился от негодования и даже забывал как дышать. – Ты хочешь получить себе безутешную вдову! Да как тебе не стыдно, Эдмунд был нашим другом, почти братом!
– Заткнись, – твердо сказал второй, которого звали Джервис. Его голос был спокоен, но слышались нотки ярости. – Эмилия теперь свободная женщина, и я ни к чему ее не принуждаю.
– Свободная? – задыхаясь от негодования, прошептал Гильберт. – Это звучит дико даже для тебя! Во-первых, у нее десятилетняя дочь, а, во-вторых, тело не успело остыть, а ты…