сли это чушь... если... что? - Я... там на лестничной клетке кто-то ходил... - Идиот, - констатирует она, собираясь уходить. - Я просто хотел тебе показать, я не думал... - Хватит! - говорит она, скрипя постелью. - Хватит думать всякую ерунду. Мне пофиг на это, понимаешь? Шаги, трупы, маньяки. Нельзя постоянно об этом думать и бояться! Это же так рехнуться можно! Спи, Коля, пожалуйста. Я ложусь. Вот поэтому у неё и нет парня, думаю я, потому что она - ужасно твёрдая, как баран, только девочка. Упрямая и твёрдая, а ещё умная. "Нельзя всю жизнь бояться маньяков!". Никто их и не боится, только страхуется. Мало ли что... Утром я подхожу к работе и вижу, что приехало начальство. Красный джип у ворот, скопление слесарей и механиков. Натягивая комбинезон, я переживаю, что выяснится та афёра, которую мы посмели провернуть. Неделю назад мы спёрли списанные шурупы. Три килограмма ржавых, кое-где корявых, никому не нужных шурупов. Я подхожу к Сергеичу, он что-то рассказывает тощему студенту-практиканту, тот звонко хохочет. - Сергеич! - А? Я маню его пальцем. - Ну, что? - Те шурупы... точно всё в порядке? Он чешет небритый двойной подбородок, закатывает маленькие глазки к потолку. - А... господи, ты ещё о них помнишь! Я их закатал уже по приемлемой цене. Всё хорошо, деньги отдам вечерком, как клиентуру отобъём. Я машу головой. - Не в этом дело. Точно, всё хорошо? Ну... шито-крыто... - О, господи! Колямба, перестань париться! Это всего лишь ржавые шурупы, списанные со склада. Не бери в голову. Так и чокнуться можно! Он тоже ничего не боится. Совсем ничего? - Да нет... я просто... ну, мало ли, кинутся, спросят, мол, там были списанные, а их нет. Сергеич качает головой: - Коля, Коля... хватит, ну! Это же не грёбаный лям долларов и даже не подержанная тачка! Хватит из-за ерунды мозг себе парить, окей? Окей, окей... Наверное, он тоже иногда забывает закрыть дверь на ночь, думаю я. Наступает вечер, уже не так жарко, и я шагаю домой по тротуару. Во дворе сидит компания парней, они пьют пиво, орут и громко смеются. Огибаю их и захожу в подъезд. Мне почему-то кажется, что на лестничной клетке я встречу его, незнакомца, который проверяет по ночам двери. Или его следы. Намокшая подошва ботинок, оброненный автобусный билетик, грязь на пальцах. Он может оставить улики где угодно. Если, конечно, он существует. Сестры ещё нет дома. Она всегда приходит, когда за окном темнеет. Тренировки, штанги, занятия, курсы, кучи увлечений. Может быть, ей и некогда бояться? Это выше её, да? Приготовив перекусить, я сажусь у телевизора. Идут вечерние новости. Там что-то говорят про ночные погони, кражи, произошедшие в нашем городке прошлой ночью. А ещё там говорят про труп мужчины. На экране - фотоснимок. Голый дядя, в одних трусах стоит у порога, перед открытой дверью. Его лицо замазано в фотошопе, живот тоже расплывчат, чтобы не травмировать психику беременных и особо впечатлительных. Руки сложены на груди. Стены измазаны кровью. Меня съедает страх. Жутко, я прислушиваюсь, не скребётся ли кто в закрытую дверь. Кажется... да. Господи, шаги у двери. Смотрю на время, не так уж и поздно... В замке звенят ключи, громкий голос сестры объявляет: - Эй, браза, я дома! - Очень рад, - мой голос дрожит, но она, кажется, не замечает этого. - Иди сюда! Смотри, что я тебе говорил? Но по телевизору начались спортивные новости. - Ну? - она застыла в дверях. Кудряшки расплескались по плечам, на которых висит спортивная сумка. - Да всё уже... - говорю упавшим голосом. - Опять параноиком меня обзовёшь! - Как хочешь. Курицу сварил? - Так точно, - говорю. Она такая спокойная, ей так легко по жизни. А у меня из головы всю ночь не выходят сворованные шурупы, а ещё я прислушиваюсь, не ходит ли кто у двери? И что? Эти страхи, они так мешают, они, как гузно в подгузнике у ребёнка. Они мешают ходить, мешают сосредоточиться. А утром она мне говорит. Стоит в нижнем белье, чистая и загорелая, и говорит, что слышала. Кипит овсянка, а она тихо рассказывает: - Я и не думала... но ночью сегодня бродили, вроде бы. Под дверьми, да? Я ещё подумала, закрылась ли... Потом вспомнила про своего братца и поняла, что он бы ни за что не забыл. Интересно, кто это ходит? Может, сверху какой полоумный живёт? Меня так и подкидывает. Но я молчу. Я хочу казаться твёрдым, однако кусок не лезет в горло, а руки дрожат. - Никого... вроде бы. Она поворачивается. На лице - кривая ухмылка, руки на тонкой талии. - Да ладно, брось. Я шучу, - и она смеётся. Ей весело. - Это смешно, по-твоему? - Ты... господи, Коля, ты такой смешной, ей богу! Ты чокнешься, я тебе точно говорю! Я вскакиваю, проливая кружку с кофе на розовую скатерть. - Нет в этом ничего смешного! - Ты всегда переживаешь, брось! Не обижайся... - Иди ты! Я выхожу в солнечное утро. Как она могла так со мной поступить? Как она может смеяться над моими страхами? Ведь страх - это естественное состояние любого живого существа, мыслящего более-менее рационально! Все те, кто ничего не боится, они просто болваны! Они - тугие, они чаще всего и умирают. Я... не подумайте, никакой зависти, просто мне их жаль. Когда-нибудь им придётся встретиться с настоящим страхом, но будет уже поздно... Понемногу я остываю. Сестра, она просто глупенькая. Она младше меня на три минуты. Она была толстая, она сносила насмешки и унижения в классе. А теперь? Теперь Катя - изумительная, безупречная. Но глупая. Ум не накачаешь в спортзале, так? - Вы слышили? - Сергеич орёт на весь бокс. Он стоит под машиной, зависшей на подъёмнике. - Как вчера чувака опять выпотрошили? Опять замки не взломаны, мать его! Опять полиция ищет друзей, друзей друзей... Идиоты! - Почему? - спрашивает Коля. - Барану же понятно, что они сами на закрывают двери. А он их находит... - Маньяк! - говорит студент. - Закрывайте ночью дверь, братаны! - говорит Сергеич. - Лично я сегодня закрою, а то всегда забываю. Но, когда такая чертовщина творится... Я улыбаюсь. Мне приятно, что это огромный увалень, наконец-то, чего-то боится. - Что, правда? - Да хер его знает! Если опять не забуду, - смеётся Сергеич. Сукин сын нихрена не боится! Но он забыл. Он, мать его, забыл закрыть дверь! На следующий день к нам подходит начальник. Сергеич опаздывает вот уже на пятнадцать минут, чего с ним никогда не бывало. Если и есть на свете пунктуальный идеал, то это толстый лоснящийся Сергеич! - Его не будет, - отвечает на мой вопрос начальник, Ашот Магомедович. - Блин... - Что? Вечером я смотрю новости. Когда на экране твой знакомый стоит на коленях, когда его живот - это просто пустое отверстие, когда ты с этим человеком только вчера шутил и разговаривал, а сегодня смотришь на цвет его крови, что размазана по обоям и линолеуму... Вот что по-настоящему страшно. Снова приходит сестра, а по телеку уже показывают, кто и сколько забыл голов в прошедшем матче студенческой хоккейной лиги. - Ты... - Что не так? О, милый, ты всё ещё дуешься? Ну, зайчик... Ну прости. Она наклоняется и треплет меня за щёку. И я понимаю, что, несмотря ни на что, мы любим друг друга. Несмотря ни на что, она - моя сестра, мой друг, мой товарищ. Она не стесняется ходить при мне в нижнем белье, не стесняется показывать круглые ягодицы, плоский живот... а меня это даже не возбуждает. Разве мы не идеальные брат и сестра? У неё есть недостатки, она глупа и ничего не боится, а я, наоборот, трус, каких поискать, но мы всё равно любим друг друга. Как странно... страх может быть и достоянием и недостатком... Об этом я не думал. Мы едим. Я рассказываю, что нашего механика убили, зверски, как и тех несчастных... - Ужас... сочувствую. Маньяк. Точно, маньяк. Маньяк, который ходит ночью по подъездам и дёргает двери. Проверяет, всё ли в порядке, все ли закрылись... - О, милый... - говорит она. - Мне сегодня один мальчишка... Ей сегодня один мальчишка подарил цветы и позвал на свидание. Он очень представительный, у него есть машина и своя квартира. Он ходил с нею в один фитнес-клуб на протяжении двух лет и долго смотрел на неё, но стеснялся подойти, представляешь? - ...представляешь? - говорит она. - Я завтра иду в ресторан! Я смотрю на неё и не понимаю. Не понимаю, чему она так рада, что такого хорошего в том, что она отправится на ночь глядя с неизвестным человеком в ресторан, а потом будет идти с ним по ночной улице, или ехать в его машине, а он... - Не боишься? Она фыркает. - Господи, да брось! - смеётся сестра, раздеваясь. - О... ты ревнуешь, милый! Я ловлю себя на мысли, что мы говорим и воркуем, как голубки, как семейная пара, прожившая вместе лет десять. - Что? Ты же моя сестра! Она закатывает глаза, улыбается, словно я опять сморозил жуткую чушь. - Есть и братская ревность. Ты переживаешь за меня. Да, зайчик? - Перестань называть меня зайчиком! - ору я, в голове стучит, руки трясутся. Она бледнеет. Ещё никогда я не кричал на неё. За двадцать с лишним лет жизни это первый раз, когда я повысил голос на сестру. - Господи, да что с тобой? - Что со мной? А если он маньяк? Если он и есть тот, кто совершает все эти ужасные преступления? - я тычу пальцем в телек, по которому идёт новостной блок. - Он не снимает рекламу, - говорит сестра. Чёрт, это всего лишь шутка, понимаете? Они просто хотела разрядить обстановку, как делала это всегда, когда мы начинали ругаться из-за брошенных мною носков или невымытой тарелки. Но сегодня я не настроен шутить, мне кажется, что она просто смеётся надо мною, просто считает меня жалким. Потому что я всего боюсь. - Хватит! Ты не ид