- Пешком? - коротко осведомился Егоров.
- Пешком, но галопом, - сострил доктор.
- А что к нам не зашли?
- Ближний свет, что ли? - заговорил угрюмый санитар. - Решили своими силами.
- Повезло вам, - подытожил опер.
- Будете протоколы писать? - поинтересовался доктор.
- Дураки! Дураки! - вдруг заорал больной, пытаясь высвободиться. Каяться надо, а не протоколы писать! Не понимаете вы ничего! Убить вас всех мало!
- Тише, тише, - успокаивал врач. - Мы все очень раскаиваемся. Зачем же нас убивать?
- Мы потом запросим у вас нужные справки, - сказал оперативник и вышел на лестничную площадку, поняв, что его помощь медикам уже не нужна.
Решив побеседовать с соседями, он постучал в ближайшую квартиру. Дверь отворила сердитая старушка, посмотрела недовольно.
- Вы сегодня не слышали вот в этой квартире... - начал Егоров.
- Не слышала! Не видела! Не знаю! И знать не хочу! - перебила его старушка и, уже закрывая дверь, злобно добавила, - сволочи!
- Кто? - спокойно осведомился опер.
- Все! - зло сказала бабушка, приоткрыв дверь и с силой захлопнув ее.
Опер, несколько секунд постояв в раздумье, решил вдруг ни к кому больше не заходить и направился на вокзал, до которого теперь было рукой подать.
Обстановка на вокзале была унылой и гнетущей. Поезда конечно же не ходили. В то же время здесь для такого случая было на удивление мало людей, будто многие, уже потеряв интерес к поездам, разошлись по домам. Оставшиеся с безучастным видом сидели в зале ожидания или стояли на перроне. На третьем пути томился застрявший в городе поезд. В окнах его кое-где застыли лица пассажиров. Работники вокзала ничего толком объяснить не могли.
- Прямо светопреставление какое-то, - развел руками дежурный.
Егоров медленно прошел по пустынному залу с чахнущими пальмами в больших цветочниках, расставленных вдоль стен. За стойкой расположенного в углу буфета стояла задумчивая продавщица, у которой сегодня не было покупателей. В конце зала, в пустом ряду сидел бородатый седой старик, по виду - бомж.
- Что, старик, не ходят поезда? - подсаживаясь к нему, спросил опер.
- А мне все равно. Я никуда не еду, - сознался бомж, сразу распознав в подсевшем работника милиции, которому бесполезно лгать. Это другие суетятся, таскаются с чемоданами. А у меня и чемоданов нет, и ехать мне некуда, и время мне знать не обязательно. Часы стоят! Поезд опаздывает! Телефон не работает! Плевать! Особенно теперь.
- Почему же теперь особенно?
- Ты так можешь? - вместо ответа спросил бомж и, вытащив из кармана шило, насквозь проколол им свою ладонь.
- Ну, мы такие фокусы теперь тоже знаем, - Артем вынул шило из руки бомжа и спокойно проткнул себе ладонь, сначала удивив, а потом рассмешив старика. Бомж как-то глупо и радостно расхохотался.
- Так значит... - заговорил он, прерываясь и давясь смехом. - Так значит, всем нам кранты - и бомжам, и ментам, и...
Егоров, не испытывая ни малейшей боли, вытащил шило из ладони и, изо всей силы, почти по самую рукоятку всадив его в деревянное сиденье, встал. Бомж нахально удержал его за рукав.
- Смерть уравняет всех! - торжествующе воскликнул он.
Егоров рывком освободил руку и, не оборачиваясь, пошел к выходу. Там он едва не столкнулся с входившей с улицы женщиной и, резко остановившись, застыл на месте - так знакомы были это обильно намакияженное лицо, крашенные в белый цвет и почти всегда пережженные волосы, еще сохранившая следы былой стройности осанка и вечная манера одеваться броско и одновременно небрежно.
- Эльвира? - спросил Артем, словно был не уверен.
- Ты еще помнишь, как меня зовут? - со злой иронией в голосе вопросом на вопрос ответила женщина, поправляя съезжающий с плеча ремень увесистой дорожной сумки.
- Ты уезжаешь?
- Пытаюсь. А ты что, за мной следишь?
- Ну вот еще, больше мне заняться нечем.
- Конечно-конечно, ты всегда так занят! - и она, задев Артема сумкой, быстро прошла мимо.
Егорова поражала та апатия, с которой город встретил происшедшее. Может быть, это была растерянность, но, казалось, никто ничего не пытается делать - все только ждут. Мысли опера отвлекла открывшаяся в железной ограде калитка. Из нее вышел насколько богато, настолько же безвкусно одетый человек с огромной золотой цепью на шее. На цепи висел непомерно большой медальон с изображением русалки, держащей в руках кубок. В этом человеке Артем узнал своего бывшего подопечного, из своих сорока лет примерно пятнадцать просидевшего в местах отбывания наказания. Во дворе, возле трехэтажного дома с нелепой башней, стоял "Мерседес" с открытым капотом, уже, видимо, порядком разозливший своего хозяина.
- Эй, начальник, что стряслось? - с высокомерной ухмылкой спросил оперативника тип с медальоном.
- Не знаю, - ответил Егоров, не останавливаясь.
- Как это не знаешь? А кто знает? Не знают они ничего! Только деньги государственные прожирать...
Егоров не дал ему договорить, сделав то, что ему хотелось сделать много раз, но чего он не мог позволить себе раньше. Вернувшись, оперативник взял наглого типа всей пятерней за лицо и втолкнул его в калитку так, что тот, громко звякнув цепью, уселся на мощенную камнем дорожку.
- Ты думаешь, это все? - услышал Артем, отойдя уже довольно далеко.
Он нехотя обернулся.
- Это тебе так не пройдет! - кричал обиженный тип с цепью на шее, нервно тыча указательным пальцем в сторону Егорова. - Можешь считать, что ты уже не работаешь!