Предчувствие неминуемой гибели стремительно охватывало всю душу Ксении. Она кожей ощущала на себе чей-то взгляд, но оборачиваться было слишком страшно. Ужас сжал сердце Ксюши в ладонях, подгоняя ее. Девушка побежала вперед, к спасительным огням, но сапоги тут же заскользили на тонком льду, который уже покрыл всю дорожку, и Ксения рухнула вперед, едва успев выставить перед собой руки.
Ладони обожгло болью, пакеты с книгами и новыми вещами разлетелись по подъездной дорожке, и тут же, чья-то сильная рука ухватила Ксюшу за волосы, резко дернула вверх и развернула. В желтом, свете фонаря мелькнуло лицо Василия. Оно оказалось в поле зрения девушки всего на секунду, но этого вполне хватило, чтобы отвращение, страх и боль смешались в гремучую смесь.
Опухшее, небритое рыло мужа перекосилось от кривой, злобной усмешки. В желтом свете кожа алкоголика приобретала неприятный зеленовато-серый оттенок и стала чем-то походить на восковую маску. Тусклые, темные глаза глубоко запали в глазницы, и лицо Василия показалось перепуганной Ксении лицом мертвеца.
Мужчина окунул беглянку лицом в ближайший сугроб, привычным движением наматывая волосы девушки на руку. Ногой Василий наступил на голень жены так, чтобы было понятно: одно лишнее движение и он сломает Ксюше ногу. Выудив девушку из снега, мужик заткнул ей рот свободной рукой и приблизил свое лицо к заплаканному личику жены.
— Вот ты где значит, сучка! — зашипел он, обдавая девушку запахом перегара и дешевого табака. — Решила сбежать к любовничку, потаскуха! Родного мужа на бабки променяла, да? Неблагодарная мразь!
Ксения испуганно замычала. Кошмар, из которого она так недавно сбежала, повторялся. Горький, тошнотворный запах Василия проникал повсюду, опутывая ее, словно цепями, голос мужа источал яд и чистейшую ненависть, боль сковывала тело.
— И не отпирайся, — хрипло процедил алкоголик, дергая голову девушки вверх. — Я за тобой следил, сука! Думала, я тебя не найду? Думала, я до тебя не доберусь, шлюха?! Ан нет! Я сначала решил ты сдохла где, даже поминки тебе, сволочи, устроил, а потом смотрю, фотка родителей твоих пропала,и ключики не на месте лежат, тут то я и смекнул, что ты к своему хахалю подалась!
Мужчина снова окунул Ксению лицом в снег, на сей раз с большей силой. Крупные льдинки процарапали кожу, но Ксюша этого даже не заметила. Она знала, что Василий только разминается, растягивает удовольствие. Скоро в дело пойдут руки и ноги.
— Я своему дружку из ментовки звякнул, — продолжал муж, выдергивая неверную жену из сугроба. — Виталику… Он по камерам все посмотрел, и что ты думаешь? В раз тебя нашли! Машину твоего хахаля по номерам пробили, а дальше дело за малым… — Василий цыкнул зубом и смачно сплюнул. — Оказалось, что мужик он богатый и известный. Я его у офиса стерег, хотел рожу набить, но потом подумал, — голос пьяницы стал сладким, как патока, — зачем я буду ваше с ним счастье рушить, пусть он мне за тебя выкуп платит, я с тобой разведусь, а он пусть пользуется, если ему так нравятся бабы бывшие в употреблении!
Василий заржал, радуясь собственной “удачной” шутке и со всего размаху стукнул Ксюшу локтем по спине. Девушка тихо взвыла от боли и попыталась вырваться из цепких пальцев насильника, но мужчина снова уткнул ее лицом в снег и посильнее надавил ботинком на лодыжку.
— Не рыпайся, шваль! — зарычал он, наклоняясь. — Теперь то я все знаю. Следил за тобой, сука неблагодарная. — Василий поднял с земли пособие для будущих мам и повертел им перед носом у своей жертвы. — Знаю про ребеночка. Знаю! За него твой хахаль в два раза больше денежек мне отсыпет!
— Якунин не будет платить, — прохрипела девушка, когда муж в очередной раз вытащил ее голову из сугроба. — Он… даже не знает о ребенке…
— Не заплатит, значит? — уточнил Василий кидая книжку в грязный снег. — Что же… — алкоголик порылся в кармане, и Ксения в ужасе увидела, как в желтом свете блеснул грязный кухонный нож.
Она хорошо знала этот нож. Простой советский ножичек с деревянной рукояткой, сильно сточенный, и от того очень тонкий, Ксюша не раз резала им хлеб или картошку. Он был в доме один. Сегодня ножом судя по всему тоже пользовались. у рукоятки прилипли ошметки колбасы, а лезвие блестело от жира.