Отвернувшись к столу, Снежа не видела направленного на нее взгляда, долгого, недоверчивого, оценивающего. Не видела до той поры, пока не поняла — звука шагов в направлении к вешалке она так и не слышала, и вот в этот самый момент девушка развернулась.
— Что‑то не так? — оглянувшись, она поймала внимательный взгляд своей будущей «модели». Стало неуютно. Ей всегда было неуютно под взглядом мужчин. Многие женщины, девушки получают удовольствие, зная, что их разглядывают, она к числу подобных не относилась. В таких случаях возникало непреодолимое желание сжаться, а то и оказаться от этого самого мужчины подальше, просто потому, что разглядываниями может не ограничиться. И это не значит, что очередной кобель попытается «залезть под юбку», просто в очередной раз придется деликатно отказывать в номере телефона, свидании, общих детях и зятьях для мам.
— Нет, — мужчина отмер, моргнул несколько раз, направляясь наконец‑то к вешалке. Снежа подавила вздох облегчения. Так‑то лучше. В заинтересованном в ней бизнесмене она точно сейчас не нуждалась. Слишком они успешны, красивы и уверенны в себе. Подобные выводы Снежана сделала на примере одного конкретного человека, с которым Марка объединяли три первые буквы фамилии.
— Смотрите в камеру, пожалуйста, — съемка затягивалась. Вряд ли виной тому стал мужчина. Он вел себя куда лучше, чем изначально Снежана думала о нем. Деловито кивал, получив очередное указание к действиям: голову выше, улыбнитесь, посмотрите на меня, в сторону, на потолок. Причина была в другом — Снежа увлеклась. Увлеклась потому, что наконец‑то отвлеклась. От мыслей о Диме, о его возможном возвращении, о том, что делать с этим возвращением ей. Глядя на лицо мужчины напротив в объектив, девушка забывала на какое‑то время об этом.
Был он, матовый фон за его спиной, была она, камера в ее руках, был тихий рокот работающего кондиционера, звук щелчков фотоаппарата, изредка тишину разрывали ее тихие указания, а вот «модель» молчал. Всю съемку. Будто знал, что это — лучшее, что он может сейчас сделать.
Давным — давно Снежана сделала уже достаточно фотографии не то, что для рекламной продукции, для полноценного портфолио, но она продолжала методично нажимать на кнопку фотоаппарата, играя с фокусом, цветом, режимами, с молчуном напротив и со своими мыслями в догонялки.
— Еще долго? — он не выдержал на втором часу экзекуций. Почему‑то Марк думал, что процесс займет меньше времени, а девушка все снимала и снимала, не собираясь прекращать.
— Что? — она выглянула из‑за фотоаппарата, будто растерявшись. Даже не так, не просто растерявшись, будто он только что попытался отобрать у нее единственное важное и нужное, лишить ребенка игрушки.
— Ничего, — Марк невольно улыбнулся своим мыслям. В конце концов, это действительно не так‑то важно. Если его «мучения» доставляют удовольствие фотографу, почему бы не помучиться немного дольше?
— Нет, не долго, еще несколько минут, и вы можете быть свободны, — до Снежи наконец‑то дошел смысл его вопроса, и она снова спряталась за фотоаппаратом, на этот раз скрывая проступивший почему‑то румянец.
— Вы давно занимаетесь этим? — но, кажется, молчать модели, к сожалению, надоело.
— Снимаю? — девушка собиралась сказать, что ему лучше не разговаривать, чтоб не портить кадры, но в последний момент передумала. У нее уже достаточно материалов, а снять его в динамике, в процессе разговора, почему‑то тоже хотелось.
Странно, но он заинтересовал ее. Как фотографа, конечно же. Снежана даже попыталась объяснить себе причину такого интереса — слишком часто в последнее время она занималась съемками прилизанных, идеально причесанных и накрашенных моделей. Как девушек, так и мужчин. Нет, конечно, ей всегда было, что редактировать в фотографии, чтобы довести ее до идеального состояния, но тут… Сегодня было не так. По ту сторону объектива стоял не худощавый или сексуально подкаченный «ходячий трах» с ванильным лицом или наоборот — брутальной щетиной, гордо зовущейся «борода», которую сегодня считали эталоном этой самой сексуальности.
Перед ней стоял мужчина. Не идеальный. И именно в этом — до зуда в руках интересный. Сколько ему лет? Скорей всего за тридцать. Какой он? Достаточно высокий, выше ее на голову. Костюм идет этому человеку, но, скорей всего, джинсы с джемпером будут идти не меньше. А лицо… За полтора часа работы Снежана увидела через объектив множество мелких недостатков, обнаруживая каждый из которых радовалась, будто ребенок — слегка отросшие темно — русые волосы пора бы постричь, они начинали уже завиваться на концах, белки карих глаз покрылись мелкой красной сеточкой, которую придется убирать на фотографиях, но которая позволяет узнать о человеке хотя бы то, что со сном у него не сложилось. Нос с горбинкой, кажется, его ломали. Когда она просила его улыбнуться, в уголках глаз образовывались морщинки, а сама улыбка получалась немного усталой. Еще мужчине то и дело не давали покоя руки… Он невольно сжимал пальцы в кулак, а когда Снежа просила их разжать, смотрел на собственные ладони, как на инородный объект.
В каждой черте можно было найти какой‑то изъян. Изъян, подтверждающий человечность мужчины.
— Да, — улыбка Марка чуть дрогнула, а взгляд устремился в объектив, будто он пытался увидеть через него глаза собеседницы.
— Около десяти лет, — Снежана уже и не вспомнила бы, когда впервые взяла в руки фотоаппарат, но озвучив длительность своей «карьеры» практически в десять лет, сама удивилась тому, как летит время.
— Десять лет? — мужчина, стоявший до того вполоборота, повернулся к камере, сложив руки на груди.
— Немного меньше.
— Вы начали снимать в…
— Сейчас мне двадцать пять. Считайте, — сомнения мужчины были Снежане понятны. Никто и никогда не давал ей столько. Последние три года сказались на ней странно — сколько бы переживаний, мучений и терзаний она не испытала, внешне не изменилась ни на грамм. Она попыталась законсервировать свою душу, а высшие силы сделали то же с ее телом.
— Это достойно уважения, — считать вслух Марк не стал, оставив свое удивление при себе.
— Спасибо.
— Вам спасибо, — Марк чуть склонил голову, давая Снежане возможность сделать еще один кадр. Возможно, лучший за все время съемок.
Внимательный взгляд в объектив, все еще играющая на губах улыбка, еле заметные тени под глазами, вновь сжатые в кулаки ладони. Фотография вряд ли сойдет для бигбордов.
— Я закончила, — за то, что мужчина чинно стерпел практически два часа «мучений», Снежане захотелось его отблагодарить, именно так родилась первая в ее жизни улыбка, адресованная ему. Немного несмелая, неловкая, еле различимая. Кажется, она даже улыбаться разучилась. — Считайте, что мучения позади, — бросив еще один взгляд напоследок, Снежана отправилась к столу. Нужно было скинуть фотографии на ноутбук, чтобы избежать даже возможность эксцессов.
— Не могу сказать, что мучения были такими уж… — на полпути Снежа развернулась. Не ожидала, что он снова ответит. Ей почему‑то казалось, что на этом все и закончится — так же молчаливо, как появился, этот мужчина накинет пальто, попрощается, услышит от нее, что фотографии будут готовы на протяжении двух дней, скажет, что на этот счет связаться лучше с его секретарем, а потом выйдет в ночь, туда, где кроются причины красной сеточки на глазах, морщинок на лбу, сжатых кулаков. Марк ее удивил. — Мы ведь так толком и не познакомились, Снежана.
Удивил сразу несколько раз.
— Ну, вы знаете, как зовут меня, я знаю вас, кажется, это называется знакомством, — губы девушки дрогнули в полуулыбке, а потом Снежа снова развернулась к мужчине спиной, продолжая свой вояж до стола.
— Я знаю не только, как вас зовут, я знаю о вашей карьере, длинной в десять лет, — а вот Марк двигаться не спешил. Он остался стоять под осветителями, провожая девушку взглядом.
Объяснить, зачем тянет, почему не благодарит, не уходит — толком не мог или не хотел. Да, скорее не хотел. Не хотел возвращаться из уюта студии, в которой существовал только мир этой комнаты, а время отмерялось щелчками фотоаппарата, в реальность. Туда, где есть причины для сжатых кулаков, проблем и сумбурных мыслей.