С ограххами все было очень непросто. Эти уроды выедали пространство, что было просто диким, поскольку сие являлось вещью суицидальной. Среди яйцеголовых была популярна теория, что чудовища способны так же закусывать и временем. До сих пор наука не обладает ни одним фактом, мо́гущим пролить свет на эту изящную мысль. Однако, в том, что касается пространства, этих сантиметров и метров, сомнений быть не могло: твари попросту жрали его и глотали, не давясь. Восьмиконечная звезда, символ, известный древнейшим цивилизациям Земли — единственное, что могло их остановить, и то ненадолго. И не всегда. Я плевал на всю мораль. Да пошли вы все лесом. Наташа была пластмассова. Формула полимера была не очень-то эротична; луна вставала. Трамвай, переменив рельсы, пошел куда-то не туда. А и хрен с ним. Девушка, сигналящая между двух труб парохода — пропащая, ну что с нее взять.
Мне нравился пейзаж. О, как меня протащило. На манер запряженной кобылы, и ежика, что ль? В какой-то момент я почувствовал себя неким литовцем, Костасом Кубилинскасом, что ли, и прилег. Задрало.
— Папа, мне нужно извлечь иррациональный корень из дробного числа. — Дочь продиктовала цифры. Ее желто-оранжевый купальник весьма упруго облегал… Нет, перверсия запрещена. Ответ был дан с точностью до десятысячных циферок. М; а была удовлетворена. Ограххов можно было математически замочить — таков был ее точный расчет. Клацнул затвором еще раз. Наташа дернулась. Ничего, дорогая. Сволочей мы замочим, все будет ОК, как говорил Иванов. Похоже, мы таки расчистим пути.
М; а шутя прицелилась в какую-то точку на потолке и негромко щелкнула металлом. До чего же было приятно созерцать железное изделие в умелых руках.
Эх, Наташа слабовата. Но ничего, научим. Главное — желание! А там уж разберемся.
Девчонка вела огонь прицельно. Я любовался ей. Мерзкие черви изгибались, агонизируя. Да не черви, всего лишь личинки (вы видели когда-нибудь созревшего, прошедшего метаморфоз чудовища? Это вам не на бумажках царапать в кабинете с секретаршей, кофе и лимоном). Конечно, сие было показательным шоу, не более того. Пусть дитя побалуется. Волчиха-мать сначала кормит детей отрыжкой, а потом приносит в пасти полузадушенных зверьков на потеху деткам.
Увлекшись, дочь не заметила, как гадина поползла по штанине, влезла на рукав и стала прогрызать скафандр. Наташа, молодец, вовремя заметила супостата и хорошенько хернула по червю плазмой. М; а благодарно кивнула и продолжила расстрел.
Черви извивались и гибли.
— Лихо мы их, папаня? Так их, гадов… Так… И так!
Да, дочурка умеет не только прикалываться на пляже.
Я пошел в ночной павильон и взял пива.
А потом мне все это совсем надоело, и я раздолбал клавиатуру. Достал запасную.
Ну Марс, мать вашу.
А Земля? Шарага.
Те еще тусовки в хомячкобусах, каждый второй пялится в экран, а каждый другой второй думает, о том, что не пора бы достать дебилофон и тем или иным образом отметиться в сообществе придурков. А здесь, на хрен, красота…Старею, что ли?
Как-то раз я был в одном городишке и имел на редкость толковый разговор с автохтонами. Этот город, который, будь в окрестностях полустоличных или в этом духе, звался бы просто поселком, здесь был некоторым приличным центром бытия. Несколько храмов, школ, Вечный огонь на привозном газе из баллонов. Потрещали, потом (шел дождь) разошлись. Кое-какие мысли заползли в голову.
Путь туда был странен, но оттуда — куда странннее. Какой-то музей под открытым небом. Чувак на педоэкраноплане такой архаичной конструкции (он явно был сделан до изобретения антиграва, то есть антиграв-то работал, но педали при этом велосипедасту приходилось крутить до седьмого пота, что было заметно по кепке, съевшей на лоб), ничего вразумительного не ответил на наш вопрос о качестве дороги. Вольному — воля. Мы-то ехали на джипе, апологеты романтики. Спросили дорогу. «Мариинский канал знаете?» — спросило существо, раскручивая маховик. Его машина была еще и оборудована экспонатом, явно спертым из музея им. Н. В. Гулиа! Мы не знали. Да и не очень-то хотели знать. «Как у вас с рыбой? — спрсили мы. — Сложно ли с ней? Вам, уважаемый водно-воздушный крестьянин, не сложно ли с ними?» — «Нет, — буркнул он, — шуршащий и хлюпающий винт уже начал перемалывать молекулы атмосферы (я их видел, как вот сейчас тебя вижу, если, конечно, надену очки с особыми линзами той самой отличной отделки), — а вот вам бы лучше не то чтобы держаться от этих мест подальше, а просто ехать». Виталий (все бы ничего, но последняя реплика представителя местного разума его явно задела), харкнул по-интеллигентски, надвинул на лоб свой псевдошлем цвета хаки, затем сдвинул его на затылок и, почувствовав себя ни с того ни с сего хозяином положения, сделал подозрительный жест (его заметил только я); рявкнул: — это только ему, впрочем, блеянье противоестественно изнасилованной овечки показалось суровым рыком хозяина здешних мест: — Э! А не будете ли вы так любезны объяснить, милейший!.. — Но тут абориген нас умыл без мыла. А если и с мылом, то с детским. Он врубил генератор звука чихающего двухтактного двигателя мопеда на полную катушку и скрылся. С эквалайзером было явно что-то не то. У меня был соблазн встряхнуть чертову коробку и трахнуть ее обо что-нибудь. Или, наоборот, шарахнуть по ней чем-нибудь не слишком увесистым вроде резинового демократизатора.