Печень… сначала разрезать кожу и ткани, чтобы получить к ней доступ (хорошо ещё, что моей воде для проникновения внутрь большой разрез не понадобился — хватило совсем маленького, чуть ли не прокола), потом определить границу поражённой области и той области, которая прилегает к ней, где ещё встречаются отдельные раковые клетки. Определить, разметить и… начать резать.
Был бы я традиционным хирургом, резал бы один раз, одним большим куском. Чтобы и кровотечения было меньше, и операцию не затягивать. Да и вообще: в хирургии — чем меньше резов-повреждений, тем лучше. Больше шансов на восстановление. Но я — не обычный. Я вообще не хирург! И даже Целителем становиться не собираюсь! Нет у меня к этому ни мотивации, ни желаний, ни призвания. Я резал маленькими кусочками, но очень быстро и очень много. Меньше полусантиметра каждый кусочек. Ровно такой, чтобы через дырочку, сделанную в животе, пролезть мог. Резал и вытаскивал, резал и вытаскивал. А ещё постоянно следил за тем, чтобы в местах разрезов, кровотечение не начиналось. Повезло ещё, что поражённая область была в стороне от печёночной вены. Даже не знаю, как бы выворачивался, если бы и она была затронута… Итак весь вспотел, пока рядом с ней резекцию проводил.
Вырезал, вычистил. А дальше и вовсе пошла ювелирная работа: как-то сшивать, соединять сосуды, не пропуская ни одного задетого и не допуская того, чтобы какой-то участок остался совсем без кровоснабжения. Печень, конечно, орган такой, интересный, единственный из всех органов тела, способный на существенную регенерацию, то есть, на восстановление даже при утрате семидесяти процентов своей массы, но к сосудам это относится в гораздо меньшей степени. И, при нарушении кровоснабжения, погибнет не только орган, но и весь организм. Причём, довольно быстро.
Да и: одно дело — знать, что она восстановится, совершенно другое — лично вырезать кусок, с куриное яйцо размером и «видеть» оставшуюся от него незаполненную полость… Последнее — довольно жутко. Правда, организм, как и вообще природа, пустоты не терпит — он её заполняет. Ткани и органы довольно быстро сместились, заняв освободившееся пространство, но всё равно — те несколько секунд, пока эта «дырка» была видима… жутко.
Мог бы седеть, поседел бы, наверное, за эти полчаса, что длилась операция.
Сам себе, после неё, клялся и твердил: «Что б я, что б ещё раз! Да ни за что!! Не моё это! Не моё!». Не зря отец говорил, что врачом быть — особую натуру надо иметь…
— Закончил, — сообщил я Катерине внешне спокойно и убирая воду от тела Ильи. Вся извлечённая из него «грязь» была сразу же, ещё в процессе, переправлена в отдельный, специально отведённый контейнер, на который даже смотреть сейчас было противно и страшно. На самом же теле, даже в районе непосредственно разреза (хотя, скорее прокола), не было ни капельки крови. Чистое, неповреждённое тело… всё исполосованное тонкими розовыми линиями от предыдущей… операции.
Эх, Илюха! Знал бы ты, что за сегодня дважды «родился»! Дважды прошёл через то, что для обычных людей может считаться только и исключительно чудом.
Но, несмотря на это, на то, что «грязь» в контейнере, убранную от тела пилота воду я к своему телу уже не допустил. Ни капли, что успела коснуться его, не допустил. Я убрал и выбросил её прямо на снег и лёд подальше, метрах в тридцати в сторону от машины. Себе я сконденсирую лучше новой, свежей, совсем чистой. И химически, и информационно. К той я прикасаться брезговал. Готов был вздрогнуть от одной лишь мысли об этом, о том, что она дотрагивается до меня — бррр!!
— Хорошо, — кивнула мне внимательно наблюдавшая за всеми моими, самыми малейшими движениями. Она бросила ещё один пристальный взгляд на спящее тело и встала. Я тоже встал. Она вышла из машины. Я вышел за ней. Работники скорой захлопнули двери.
Мы спокойно, уверенно, не оборачиваясь, двинулись прочь от машины. Я на ходу конденсировал на своём теле новый «водный покров» взамен потраченного. И краем уха ловил, что Император, чуть задержавшийся у машины, велел главному в бригаде скорой везти пациента в клинику Агеевых. А ещё, чуть позже, после отъезда машины, Графу своему поручал взять парня на отдельный и особый контроль. Всё: состояние, результаты обследований, динамику, любую мелочь. Что б чуть ли не под микроскопом за тем наблюдали и ему докладывали.