Но было! Я чувствовал это внимание. Я ловил от этого кайф. Пусть, голову от этого и не сносило, как там, в Питере, на красной дорожке, но, всё равно — кайф! Приятно было чуть ли не физически… Хотелось это внимание продлить. Сделать ещё что-нибудь, что-нибудь такое, эдакое…
Но удержался. На остатках самоконтроля удержался. Всего лишь распахнул перед нами парадные двери той же водой, что ранее составляла тело платформы, на которой мы прилетели. Вода была лишь внизу. И её было не видно. Так что, должно было показаться, что дверь и вовсе сама распахнулась перед нами боязливо или услужливо, притом, что сам я не сделал и малейшего жеста в её сторону. Ни взглядом её не удостоил, как и положено… кому?
Я мысленно снова отвесил себе оплеуху, заставляя хоть немножечко протрезветь. Помогло. Слабо, но помогло. Мы с Мэри вошли и двинулись по ковровой дорожке, а дверь неторопливо двинулась обратно, в начальное положение. Обе её створки. Так, что двинувшейся за нами паре пришлось её ловить и останавливать, чтобы не случилось более серьёзного конфуза.
К счастью (или к сожалению), общее внимание продержалось на нас не долго. Всё ж, бал — тут много чего есть, достойного или достаточного, чтобы украсть детское внимание.
Дальше было построение, речь Директора Академии, первый танец, открывающий бал, довольная мордашка Мари… Ещё пара танцев.
Во время небольшой передышки между танцами, она увлекла меня из общего зала в один из боковых зальчиков, или, как ещё называлось это помещение? В общем, не важно. Главное: оно было маленьким и пустым. И дверь у него имелась. Дверь, которая закрывалась.
Раскрасневшаяся Мари завела, почти затащила, меня в этот зальчик, после чего прислонилась спиной к двери, затворяя её.
Глядя на неё, я непроизвольно сглотнул ставшую вязкой слюну. И сделал шаг назад. Небольшой совсем, но всё-таки, сам факт — я отступил.
— Юр! — сверкнув горящими возбуждением глазами, сказала она и облизнула губы. А я сделал ещё шаг назад. — Послушай, я тут подумала: бабочка — это ведь Артефакт? Да?
— Да, — всё ещё не очень понимая, к чему она клонит, отозвался я.
— «Девственный»? Ну, в смысле, «не пробуждённый»? — поправилась она, заметив, как я дернулся и покраснел от первого её слова.
— Да, — последовал мой всё ещё очень осторожный ответ. — Ты ведь говорила тогда, что «не пробуждённый» ценится больше…
— Это, если даришь его Императору, — отмахнулась она. — То есть, Богатырю. Понятно, что у него сил достаточно, чтобы самому всё сделать. Но, то Богатырю! А я же…. Только Гридень… ну, почти Гридень… И мне не подняться выше ещё очень долго. Так, может, ты для меня её «пробудишь»? — с надеждой посмотрела на меня она и прикоснулась правой рукой к той самой подвеске.
— Я? — в удивлении взлетели мои брови.
— Ну да! Я вспомнила, что ты уже Ратник! Когда тот нахальный парнишка осел от одного твоего взгляда. Если это сделаешь ты — Артефакт получится сильным! Гораздо сильнее, чем, если бы это сделала я сама.
— А учителя? — набросил вариант я.
— Учителя… Понимаешь, Юр, я не доверяю им. Личный Артефакт — это такая вещь, которую посторонним не доверяют. Мало ли, что они могут… напортачить.
— А отец? — накинул ещё вариант я. — Твой отец ведь — Богатырь?
— Отец далеко, а Артефакт — вот он! — подняла на ладонь подвеску девочка. — Отец, когда ещё здесь сможет появиться… если вообще сможет. Скорее всего, придётся вообще ждать, пока мы в Россию вернёмся. А Артефакт…
— Вот он, — улыбнулся я, кажется, поняв ход её мысли и её проблему.
— Именно! Так ты поможешь? — с надеждой посмотрела на меня она, сильно напомнив мне в этот момент знаменитого Кота из Шрека.
— Ну, если ты просишь… и мне так доверяешь…
— А, как мне не доверять тебе? Моему будущему мужу? — обезоруживающе улыбнулась она, и снова «глазки».
— Хорошо.
— А ты умеешь? — тут же вскинулась она и даже дёрнулась закрыть от меня своё сокровище Мари.
— Умею, — пожал плечами я. — Я же сам Артефакты делаю. Естественно, я попробовал.
— Да? А на чём? Покажешь? — загорелись любопытством её глаза.
— Ну… — пожал плечами и задумался я, перебирая в памяти всё сделанное и «пробуждённое» мной. Что из этого вообще осталось в нынешней реальности, а, что уже безвозвратно утрачено. — Вот этот стилет, — опустил руку, привлекая внимание к оружию на своём поясе.