— Кхм, — поморщился Граф Сатурмин такой моей прямоте. — Но учёба важна… престиж…
— Кому она важна? Мне — точно нет. Что мне нужно будет, я и сам отыщу и выучу. А престиж — куда ещё дальше? Я уже — Ратник! А, если вам лично в моих действиях что-то кажется нарушающим Волю Императора, так возьмите, свяжитесь с ним и уточните. Получите ответ — тогда и поговорим.
— А, если ответ этот тебе не понравится? — хмыкнул Граф.
— Вы хотите, чтобы я сейчас честно и прямо это сказал? При влиятельных представителях недружественного Империи государства? — приподнял одну бровь я. — Действительно хотите? Мне ведь есть, что сказать. Такого, что не понравится ни вам… ни Императору.
Сатурмин напрягся и нахмурился. Взгляд его потяжелел.
— Не переходи границы, Юрий, — произнёс он.
— Не поздновато ли об этом думать, Василий Григорьевич? После того, как мы УЖЕ пересекли границу Империи? — спокойно выдержал его взгляд я. — Что-то не нравится — отправьте меня обратно в Москву. Пусть вам пришлют другого заложника, попокладистей. Меня устроит и такой вариант. Вот только гарантировать спокойствие и невмешательство моего отца уже будет некому.
— А, если этим «другим заложником» станет Матвей? — чуть приподнял одну свою бровь Сатурмин.
Зря он так. Очень зря.
— Вы сейчас, одной своей фразой записали себя в мои личные враги, Граф, — стал взгляд мой холодным и прицельным, ничего не выражающим. А лицо расслабилось. Как и рабочие мышцы. — А мои враги умирают. Не все из них сразу, но умирают. Кардона, Осирио и Пачеко не дадут соврать.
Подозреваю, что в этот момент, от меня буквально физически пахнуло смертью. Не угрозой, а именно смертью. Прицельной, адресной и направленной, как мой взгляд. Ведь, это и была не угроза. Совсем не угроза — констатация.
И, если судить по резко изменившемуся взгляду Сатурмина, пахнуло… ощутимо.
— Стоп! — поднял руки в останавливающем жесте он. — Давай не будем горячиться, и сделаем шаг назад.
— Вы первый начали, — ответил я.
— Первый и закончу — воевать с Долгорукими из-за глупости не собираюсь! — ответил он, не опуская рук. — Во-первых: я ещё никому, никуда и ничего не сообщал, ни с кем не связывался. Во-вторых: не я решаю, кого именно гипотетически могут прислать «на замену» в случае чего, я только предположил, что решение этих людей может тебе тоже не слишком понравиться. Предположил! А не предложил. И мне, на самом деле, плевать, учишься ты или нет. Ты верно описал ситуацию: пока ты не устраиваешь скандалов и не подаёшься в бега, лично меня всё устраивает. Но, как твой Куратор, я просто не мог проигнорировать своих обязанностей и не попытаться тебя призвать к порядку. Ты понимаешь меня?
— Понимаю, — медленно кивнул я, потом прикрыл глаза и потёр пальцами переносицу, подавляя ранее появившееся желание убивать. Даже не желание, а твёрдое намеренье. Спокойное, холодное и расчётливое, ничего общего не имевшее с огненной яростью или вспышкой злости.
Никогда раньше я такого за собой не замечал. Даже на несколько мгновений страшно стало от самого себя, от того, что со мной происходит… а потом стало ещё страшнее, так как буквально ударила мысль-догадка: это Стихия влияет! Вода и Лёд, к которым я всё чаще и чаще обращаюсь, с которыми я уже почти всё своё время провожу в прямом контакте. Ведь, не только же внешние проявления должны были проявиться из-за этого: вроде того, что мне совершенно не холодно на улице в любой мороз, а одеваюсь «по сезону» я только, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Не может же быть внешних проявлений без внутренних? Или может?
— Хорошо, Василий Григорьевич, — произнёс я. — Действительно, сделаем шаг назад. Будем считать, что вы этого не произносили, а я не слышал. Я ничего конкретно против вас не имею, пока вы не начинаете угрожать мне или моим близким. И я не собираюсь устраивать вам лишних проблем или неприятностей просто так. Всё, что я хочу — это сам распоряжаться своим временем: петь и тренироваться.
— Хорошо, — серьёзно кивнул Сатурмин. — Хоть я и не совсем согласен с твоей позицией относительно учёбы, и не могу в принципе с ней быть согласным, как Член Академии Наук Петрограда, но я… не стану спорить. При соблюдении ранее тобой озвученных условий: быть на виду и не устраивать скандалов. Но… тебе надо говорить об учебе не только со мной, — ухмыльнулся и повернулся к сидящему за ним Ректору Граф. — В конце концов: обучение студентов — это его работа и его ответственность. Не моя. Правда ведь, Герхард?