– Сам наливай, – ответил Миша. – Мне, если что, не лень. Просто хочу, чтобы ты сам прикоснулся к кастрюле. Вдруг ей это полезно? В смысле, нам всем.
– Ты думаешь? – удивился Самуил, оглядываясь в поисках черпака.
– Слева, – подсказал ему Миша, – лежит на подставке. Ничего такого я, конечно, не думаю. Просто пробую наугад. Никогда не знаешь, что станет последней каплей. Какая малость нас воскресит.
– Воскресит, – повторил Самуил (Шала Хан). На родном языке не решился бы. А на лживом чужом – легко.
– Я сам в такое не верю, – усмехнулся Миша (Анн Хари). – Всё-таки жизнь, а не книжка с хорошим концом. Но верить необязательно, главное – действовать. Пробовать, пробовать, пробовать. А если не помогает, придумать, что сделать ещё. Но кстати! Смотри, вы здесь побывали. Ели пиццу у Тётки. Юрате, ты, Надя и Тим. И после этого – необязательно вследствие, я просто не знаю, но мало ли – что-то явственно сдвинулось. Разные интересные вещи стали происходить. Я пришёл с вами в сбывшийся Вильнюс и вспомнил, как в несбывшемся зажигал. В Эль-Ютоканском Художественном музее, по слухам, планируют выставку наших картин. Дома в Лейне у Саши поселилась здешняя кошка, тьфу-тьфу-тьфу на неё, заразу, вечно спать не даёт. И глинтвейн в кастрюле, сам видишь, немножко остыл. И ещё много всякого… нет, не буду рассказывать. Я сейчас слишком счастлив для серьёзного разговора. Лучше как-нибудь дома. Заодно и проверю, что получится сформулировать, а чего произнести не смогу.
– Договорились, – кивнул Самуил. – Если что, я напомню. Ты свой последний телефон ещё не разбил?
– Будешь смеяться. Его Бусина три дня назад уронила с подоконника, метко, прямо в сад на каменный стол. Хорошая кошка. Помогает мне поддерживать репутацию буйного разрушителя. Поэтому у меня опять новый номер. Сейчас, погоди.
Он огляделся, наконец отцепил со стены открытку, изображавшую девчонок с трубами и плакат на четырёх языках «Осенний Огонь». Зашёл за барную стойку, долго там рылся, нашёл карандаш. Записал размашистым почерком цифры, такие крупные, что еле вместились в три строчки. Отдал Самуилу. Сказал:
– Вот это я классно придумал. Мой лейнский номер на несбывшейся здешней открытке. Пусть она теперь в твоём доме лежит.
– На стену повешу. Возле кровати. Чтобы каждый раз, просыпаясь, сразу видеть её.
– Совсем отлично. Спасибо! «Осенний Огонь» – это такой ежегодный концерт, точнее, масштабная импровизация, продолжавшаяся почти целую ночь. Великое было событие. Я застал несколько самых последних Огней, где играли уже только наши, местные, человек пятьдесят. А когда-то на «Осенний Огонь» приезжали сотни музыкантов со всех концов света, чтобы вместе сыграть на площади перед нашей Большой Филармонией. Там заводились знакомства, начинались романы, подписывались контракты, рождались идеи и выпивались моря вина. Но самое главное – музыка. Неповторимая, невоссоздаваемая. Разрешалось записывать только фрагменты, ни в коем случае не всё целиком.
– Вот это обидно.
– Обидно. Но правильно. На то и настоящее чудо, чтобы было нельзя его повторить. Это все понимали. И музыканты, и публика. Уж на что меломаны буйные, а никто ни разу не попытался схитрить. Ты допивай давай поскорее, нам тут, по моим расчётам, не очень долго осталось. Добавку лучше прямо сейчас налить. А хочешь, пойдём погуляем? Ты же совсем мало видел.
– Только улицу, на которой та пиццерия.
– Ну вот. А здесь – зашибись!
Пошли гулять прямо с кружками, допивая на ходу горячий глинтвейн. Самуил пытался смотреть во все стороны сразу, а Миша – рассказывать одновременно обо всём. Оба не преуспели, но им всё равно понравилось: бывают неудачи слаще побед.
У распахнутых настежь ворот Бернардинского сада Миша горько вздохнул:
– Вот и всё.
Самуил в первый миг не понял – какое может быть «всё», мы же так отлично гуляем! А потом полез в карман за сигарой из Тёнси. Сказал:
– Я её приберёг для Юрате. Но Юрате в «Крепости» не было. Видимо, так проявилось её милосердие. Нам сейчас точно нужней.
– Слушай, тема! – одобрил Миша, затянувшись зелёным дымом, горьким как морская вода. – Натурально спасение. А то каждый раз, когда назад возвращаюсь, повеситься хочется… да ну нет, ещё чего не хватало! Дурацкое выражение. Но настроение, мягко говоря, так себе. Не представляешь, как меня задолбало. Терпеть не могу грустить.
– Я в ближайшее время выберусь в Тёнси, – пообещал Самуил. – Долго откладывал, но сигары закончились, эта была последняя. А Юрате их любит. Не могу её подвести. На твою долю брать?