— А ну закрой рот и жри! — прикрикнула Ленгли.
«Это как свист кнута», — поняла я. Мне было холодно, и ремешки бюстгальтера стали острыми от пота.
— …Я приду, — шептал Каору, и я видела только его глаза. — Я приду, мы разогреем саке — сильно разогреем, и когда оно закипит, я волью тебе его…
— Приходи.
Свет померк.
Я подошла к столу и положила на него трость. Алюминий покрылся коркой окалины, ручка сгорела у меня в ладони. Трость изогнулась, как лук, а резиновый набалдашник тяжелыми каплями стекал на пол.
Я вдохнула дым горящей резины, дождалась, пока смрад взорвется болью под переносицей, и повторила:
— Приходи.
18: Цветок ненастья
Я остановилась только у лестницы.
«Плохо как. Совсем плохо».
Плохо было то, что я ушла — нет, сбежала, — оставив там Элли. Плохо было сердцу, и совсем уж плохо — ногам. Я провела перед лицом рукой. За ладонью оставался призрачный след, колени отказывались служить, и кто-то очень умный шептал:
«Ты сама позвала его. И он ведь придет».
— Давай, давай, — сказала Аска. — Вот сюда.
Меня подтолкнули, почти пронесли немного, а потом я присела, ощущая спиной ровную поверхность.
— Молодец, молодец, — приговаривала Ленгли. — Умница.
Она уминала мне плечи, усаживала, подпирала. «Это общежитие, — думала я. — Сейчас коллеги пойдут на первый урок. Нет, нет, не надо мне сидеть».
— Руку дай… — вспыхивали слова. — Нет, черт, шею… Ага, вот так!
Укол. Шепот о том, что Акаги дала ей этот шприц, что все ненадолго станет хорошо, какие-то химические термины… Аска держала руку — ту самую, перебинтованную, и я чувствовала жар. И чувствовала: мне лучше настолько, что я готова спрашивать.
— Он придет?
— Нет.
— Нет?
— Нет, я сказала.
«Нет». Аска смотрела мне в глаза, я видела ее одобрение.
— Он стал таким, чтобы растормошить меня, — сказала я.
«Я знаю», — кивнула Аска.
…А потом ему понравилось. Так иногда бывает, когда сводит с ума боль, а потом — близкий человек, который не становится ближе. Будить можно поцелуем, можно — ударом по голове. В конце концов, заставлять кого-то жить — это уже насилие.
Новая порция наркотика ускоряла меня, свет стал просто светом, звук — звуком.
— Это прошлое, которое над тобой не властно, — сказала Аска и уселась рядом. — Делай, наконец, выводы.
— Почему… Почему тогда я его боюсь?
Она поджала губы и кивнула:
— Глупо не бояться Нагису. Другое дело — смывать мозги в унитаз при одном его виде.
Аска повернулась ко мне:
— Кукла Каору Нагисы существует только вот здесь, — она ткнула пальцем мне в лоб. — В твоей памяти.
«Нет-нет, с Каору нельзя как с тростью! — говорил ее взгляд. — Но и ты не…»
Не — кто? Я не знала, как это назвать. Думать вдруг стало так сонно, стена стала такой удобной, и слабость понимания охватила меня всю. Я поскребла горло, нащупывая пуговицы.
— Ох ты ж боже мой, — вздохнула Аска и ослабила мне ворот блузки. Ее лицо застыло, а потом расплылось в улыбке.
— Боже мой, — зачем-то повторила она, все еще улыбаясь, и встала.
— Куда ты?
— СБ забрала Элли. Надо изловить их до того, как они захотят тебя.
Аска постучала в дверь рядом со мной, показала язык и скрылась на лестнице.
Я попыталась подняться, но не успела. Дверь распахнулась, и мне только и осталось, что смотреть снизу вверх, как в коридор выглядывает Синдзи.
— А… — сказал он, поднимая на лоб очки. — Аянами? Вы?
Я сидела на полу, сминая полы пальто, сжимая кулаком расстегнутый ворот блузки.
— Доброе утро, — сказала я. Мне было легко и немного совестно.
— Что вы… Давайте, вставайте, я вам помогу! В медчасть? Вызвать Акаги?
Он помогал мне держаться на ногах, и это было тоже легко и тоже — совестно. Потому что я уже могла стоять сама.
— Если можно — чаю.
Когда он моргнул и несмело улыбнулся, я добавила:
— С сахаром.
— …Мы вчетвером там лежали в темноте, и знаете, было весело. Горный кемпинг, вокруг — никого, а я рассказываю страшные истории. Эжен потребовал, чтобы я потом водил его в туалет. Девочки были против, но и сами боялись. Наутро я узнал, что Эжен все-таки переспал с Рин.
Синдзи потер подбородок и рассмеялся.
— Знаете, смешно так. Я заснул, и не помню, какую страшилку рассказал последней. Может, даже что-то про Ангела.
«Смешно», — соглашалась я. Чай был самый обыкновенный: из пакетика, квартира у Икари-куна — в меру замусоренной, но здесь было хорошо. Он открыл окно, чтобы я не слышала запахов, дышал в сторону — по той же причине.