— Здесь кризис, лейтенант. Я звоню в штаб, они ошиблись.
Он хрипит. Поражение голосовых связок. Курит? Нет. Сорвал? Возможно. Среднее звуковое давление в лагере беженцев… Восемьдесят децибел. Сорвал.
Здание на западе должно быть занято, но там почти никто не шевелится — вторая цель. Это «Скарабеи»: не умеют не прятаться, не умеют рассредоточиваться. Идиоты. Пока модель оправдывается.
— Именно кризис, полковник. Именно поэтому я здесь.
— Второй тест — второй результат. Кадет Ленгли, вы издеваетесь?
— Никак нет, сэр!
— Держите третий бланк. И будь те добры сделать так, чтобы я получил релевантные показатели.
— Сэр, да, сэр!
— Есть вопросы, кадет?
— Так точно! Если и третий тест получится иным, сэр?
— Вы шизоид, кадет Ленгли?
— Никак нет, сэр!
— Тогда напишите этот тест. Нельзя менять темперамент, как перчатки, кадет.
— Понимаю, сэр.
«Можно!»
— Слушай, Ленгли, это все странно.
— М?
— Я проиграл тебе спарринг, а на тактическом планировании ты…
— Положи руку вот сюда.
— Э-э…
— Ты неудачник. И ты сейчас держишь меня за грудь. Нравится?
— Э, д-да.
«Идиот».
— Мам, ты не умеешь смотреть. Он просто хочет твои деньги, понимаешь?
— Послушай, Аска, я понимаю, что ты скучаешь по папе, но Майкл…
— Папа ушел сам. К другой. И при этом он отсудил у нас…
— Замолчи, Аска! Ты меня пугаешь!
Я сама. Я сама себя пугаю.
— Аска… Мы с отцом хотели, чтобы ты выросла самой умной, самой способной, но… Ты точно не хочешь пойти поиграть?
— С кем?
Штора похожа… Не знаю, на что она похожа. А мама похожа на испуганную женщину. В этом свете у нее два подбородка, но ей не нужно это знать.
Мне и самой не нужно это знать. Во всяком случае, так говорят.
Ну же… Давай.
Нагиса на прицеле — моя мечта. Он подаст жалобу, и, если успеет, я получу взыскание.
Значит, он не успеет.
Я тебя ненавижу. Ты боишься, сволочь, боишься, понял?
И соображай уже быстрее, Рей.
Я ошиблась.
Ее память оказалась не идеальна: я видела стыки и швы, видела, где гнулись целые ветви воспоминаний. Закрашенные по-разному, иначе звучащие, странные и неправильные, но неправильные по-особому.
Не по-человечески.
Ветви сошлись в ствол, и я увидела ее.
Из кресла мне навстречу выбиралась девочка-подросток: нескладная, лобастая, в очках. Футболка с вязью какой-то рок-группы, чистые выглаженные брюки и пляжные тапки на босу ногу. Ее окружали экраны, книги, во все стороны тянулись выправленные ветви, звенящие от знаний, напряженные. Я осматривала комнатку и видела их всех сразу. Кадета и офицера, шлюху и магистра физики.
Я видела подростка — и женщину в песочной двойке, которая чуть не столкнула меня с лестницы.
— Привет, — сказала Аска. — Будем знакомы. Я — гений.
— Гений?
— Ага. Куда интереснее, правда, кто такая ты.
19: За невинно убиенных
Дождь барабанил по металлу, вымазывая все внизу фиолетовой рябью. Я сидела, свесив ноги с края крыши, мне было холодно. В парке, ломая кусты, приземлялись новые VTOL’ы — их грохот вносил оранжевые ноты, целые столбы яркого оранжевого пламени. Красные команды, серый перестук тяжелых сапог.
И только мертвые тела не светились. Не звучали. Не дышали. Их — еще живых людей — поставили так: короткими линиями, и они так упали, с колен прямо в грязь — не дыша, не крича, не звуча.
Просто короткие ряды — «не», «не», «не».
Кровь ушла в грязь и брусчатку — кровь из аккуратных отверстий в затылках.
— Почему? — переспросила Аска. — Все упирается в переусложнение процедуры. А в конечном счете — в деньги.
— В деньги?
— В деньги. Ты даже не понимаешь, что это, Аянами. Все детство в больнице, а потом — виртуальные магазины, «Лавка» эта ваша коммунистическая… Ты знаешь, что твой лицевой счет не имел лимитов?
Я не понимала ничего. Я видела тела тех, кто вчера — или позавчера все-таки? — входил в учительскую, смеялся, сплетничал, а потом шел в класс. Я видела живых — а потом мертвых.
И никаких денег.
— В Лиссабоне все прошло не слишком экономно, — сказала Аска. — Одна пуля и несколько часов эффективной работы боевика куда дешевле, чем цифровое прикрытие, смена гражданства, новое место работы, новый соцпакет… Новое — значит, дорогое, а пуля стара и стоит мелочь.
Я оглянулась. Она стояла, опершись на вентиляционную трубу, и ее футболка мокла, брюки тоже мокли, но лицо оставалось сухим.