Лишние мысли, все лишнее.
— Как именно доктор Акаги объяснила вам, что нужно сделать?
Икари-кун вскинул голову и нахмурился, вспоминая. Почти наверняка он вспоминал вопрос, а не обдумывал ответ.
— Она сказала, что я должен найти отпечаток Ангела, — медленно произнес Синдзи. Он снова пробовал на вкус эту драму абсурда. — Я должен был найти синий цвет…
— И как вы это себе представляете?
Редзи Кадзи с любопытством рассматривал пятно грязи у себя на манжете. Казалось, он вот-вот примется скоблить его ногтем, не отвлекаясь на присутствующих.
Я смотрела на инструменты, пыталась предсказать ответ Икари-куна, и мир казался — весь мир — всего лишь комнатой садовника, который далеко не так прост, как кажется.
«Резидент концерна „Соул“, — вспомнила я. — Чего-то ему не хватает».
Кадзи скучающе рассматривал Синдзи. Как-то не получалось представить перепачканного садовой грязью мужчину в деловом костюме. Например, на совещании. Или у демонстрационного стенда.
«Слайд третий. На нем мы видим крупный план тела…»
Нет, не то. Ему хорошо подходил десантный комплект Белой группы, весь покрытый шипастыми пластинами, увешанный странной формы магазинами и…
«А ведь Кадзи сейчас допрашивает своего спасителя».
Понимание было острым, как запах рассвета. Чем пристальнее я вглядывалась в инспектора под лучами этого озарения, тем яснее видела: он работает в полсилы. В треть — или какой там знаменатель у этой невероятной дроби? Редзи Кадзи — профессионал, он умеет разделять работу и благодарность, но что-то с ним там стряслось — там, где Ангел ломал своим микрокосмом законы нашего мира.
Как-то так он увидел Икари-куна, что сейчас подходит к допросу, словно…
«Словно садовник, играющий главу СБ».
— Вы уверены в этом?
— Нет, — сказал Икари-кун. Сказал тихо. Почти шепотом.
Я пропускаю. Кадзи подался немного вперед — и в прямом смысле, и в направлении к настоящему оперативнику.
— Тогда почему вы ответили, что не могли навредить ей?
— Потому что я так чувствую, разве не ясно?!
Злость. Это всего-навсего последние жуткие дни идут из него. Горлом.
— Вы не читали «Специальные процедуры…», а значит…
— Там описано, как гноящееся небо падает на голову? Описано синее марево? — спросил вдруг угасший Икари-кун.
«Синее марево»? Кадзи молчал, ожидая продолжения.
— Или, например, почему я иду по воздуху, а мир вокруг застывает?!
— Это описано. Так выглядит стазирование пространства микрокосма.
Он обернулся и увидел — меня.
— Аянами… Кто вас спрашивал?!
Досада. Боль. Разочарование.
Это… Это его чувства? Или мои? Я видела, как подрагивают очертания Икари-куна: он балансировал на нашей страшной грани, и я сама, кажется, тоже, потому что Кадзи переводил взгляд с Икари на меня, с меня на Икари, и его кисть сдвинулась — на сантиметр, не больше, — к большому карману на животе, из которого пахло термохимической смертью.
Просто большой пистолет с особыми патронами.
Просто-просто.
В каморке терпко пахло красным цветом, а потом все пропало.
— Убирайтесь, — сказал инспектор улыбаясь. — Оба.
— В смысле? — как-то тускло переспросил Икари-кун.
— В прямом.
Кадзи потер переносицу — средним и указательным пальцами, и секунды шуршали между его движениями. Неприятный взгляд, поняла я. Редзи Кадзи держал в поле зрения сразу нас обоих — цепко, уверенно, с привкусом металла, от которого меня сейчас стошнит.
— Аянами, проследите, чтобы Икари-сан уяснил себе рабочую терминологию проводника. Я не хочу вести допрос на языке ваших тарабарских метафор.
Который раз слова директора Икари возвращаются ко мне? Пожалуй, я не хочу на самом деле это знать. Я просто подготовлю замену. И буду поменьше об этом думать.
За дверью Икари-кун сел на пол. Взял и сел. Все нормально, если подумать.
В коридоре подсобного крыла было пусто, а прямо напротив каморки садовника по стене шла трещина. Она не намного младше, чем само здание лицея, и уж точно старше, чем я. Я стояла, смотрела в бездну змеистого раскола — простой прорехи в простой штукатурке, — и честно пыталась понять, как же мне поступить.