Пошел серый снег. Он повисал в воздухе, он, казалось, вообще не двигался, но под ногами становилось противно-холодно. Снег перемалывал этот лес, замешанный на жути.
Я стояла и смотрела, как работает мое подсознание.
«Кто ты?» — на пробу спросила я. Снег шел и шел — ни криков, ни раскаленных угольев — он становился все белее, все чище, и я, не дождавшись ответа, проснулась.
Было утро, за окном сеялся мой сон — белый, крупный, первый.
А у меня онемели ноги.
Опять, подумала я, вспоминая, где моя трость.
— А черт! Смотрите, куда!..
Я успела взяться за поручень. Позади был лестничный пролет, в животе — пусто, а в горле застыл комком воздух. Окрик еще звенел перед глазами.
«Глупо», — подумала я. Я держалась за перила, за трость, а кейс лежал между мной и рыжей девушкой, которая чуть не сбила меня вниз по лестнице. Желтая блуза, песочная брючная двойка — сплошное пятно, мазнувшее по глазам.
— Простите, мисс, — сказала рыжая и наклонилась, поднимая мой кейс. — Я вас не заметила.
Я кивнула. У нее на затылке был собран хвост — длинный и непослушный. Рыжий.
Мне не нравились рыжие, и я ее не знала.
— Аска Лэнгли. Доктор Лэнгли, — сказала она, прислушалась и тряхнула головой: — Можно Аска.
— Доктор?
«Аска». Она внимательно рассматривала меня. Огромные голубые глаза, затонированные веснушки под ними. И она не накрасила губы. Или «съела» помаду. Губы были красивые, но что-то с ними было не так.
— «Доктор» в смысле ученой степени, — наконец произнесла Лэнгли. — Я физик, ваш новый заведующий лабораториями.
«Ваш новый», — выделила я.
Третий проводник.
— А вы?..
Это раздражение. Легкое, умело скрываемое.
— Аянами Рей. Учитель литературы.
— Мисс Аянами, — кивнула она. — Очень приятно.
Она красиво соврала — насчет «приятно» — и она меня заочно знала. В Аске было что-то от доктора Акаги в ее худшем воплощении.
От звонка у меня потемнело в глазах. Боль, досада (я остановилась как раз около динамика), снова боль. Лестница полыхала, подсвеченная резким алым звуком, и сквозь дрожь красноты я видела внимательный прищур Аски.
— Не ослепли? — тихо спросила Лэнгли. — Держите. До встречи, Аянами.
Я держала свой кейс, смотрела вслед Аске и понимала, что губы — это еще совсем не странно, а вот такая осанка у спускающейся по лестнице молодой женщины…
Аске не подходило слово «доктор».
Оперативник Лэнгли. Капитан Лэнгли.
Я повернулась и пошла по коридору. Я постаралась, чтобы странное столкновение осталось на площадке. Оно мне не нужно, оно лишнее в моих… Осложнениях. Трость мягко упиралась в паркет, в нее упирались взгляды лицеистов, так много взглядов. Ноги немели, в коленях покалывало. До кабинета оставалось тридцать с лишним метров.
А за урок мне предстояло пройти еще метров сто.
В конце концов, не на ходунках, подумала я, открывая дверь класса. Это была главная мысль последних метров — удивительный оптимизм.
— Привет, Рей!
Это Хикари — значит, достаточно просто пойти медленнее.
— Привет.
— Снова?
Я кивнула. Подразумевалось, что такой простой вопрос — это участие.
— Может, тебя подменить?
«Подменить» — самое отвратительное слово из ряда синонимов. Легкое. Игривое. «Что-мне-стоит». Да, «подменить» — это значит «заменить», значит «помочь». Я все понимаю, но мне не нравится это слово. Должно быть, все дело в трости.
— Рей?
— Не стоит.
— Но ты же только вернулась, тебе трудно, и ты…
Трудно — слушать. Не охота даже представлять, откуда такое рвение. Больно думать.
— Я. Я же не мертва.
Дальше я пошла одна. Где-то позади осталось немного меньше симпатии ко мне, немного больше недоумения.
«Трость, — думала я, — это все трость». А еще это — сон, который так и не переварил пока суматошную поездку. Это — ватная боль в непослушных коленях, колючая боль между висками.
Это… Это я.
В классе еще было тихо: ученики только-только сходились на урок после физкультуры. Те немногие, кто уже вернулись, замолчали и встали. «Я пришла до звонка. Задолго до звонка».
— Добрый день. Садитесь, пожалуйста.
Они смотрели на мою трость: удивленно, в открытую, исподтишка — и все неподдельно, по-взрослому. Раздражающе. Я не хотела думать дальше, я просто хотела урок, чтобы прозвенел звонок и — чтобы все получилось.
А еще я знала, что нужно сказать что-то. Какая-то новая странная потребность, застрявшее в груди желание заполнить неучтенные минуты. Я дышала, стараясь не тревожить это желание. Оно болело между ребрами при каждом вдохе — больной метастаз.