— Да пох ваще, — поделился мудростью Рыбин. — Я еёного батю трахать не собираюсь.
— Логично, — не мог не признать я. — Ну а если он тебя побьёт?
— Чё, б**дь? Да мы его с пацанами отхерачим — ходить будет заново учиться, ёб…
— Весомо. Но его дочь тогда тебя возненавидит.
— Да и х*й на неё тогда.
— Ясно. Не дозрел ты ещё до настоящего чувства…
— Пошёл ты на х*й! Пили давай, уехал этот хрен. Э, ты, сопля, на, подмени, — протянул он Гоше ножовку.
— Я не сопля.
— Поп**ди ещё. Деньги отрабатывай.
— Да не надо мне никаких…
— Гоша, — перебил я. — Пилу взял и полез на объект. Ты помнишь, о чём мы говорили.
Полезть-то Гоша полез. У него даже преимущество было перед нами с Рыбой: его так трясло, что пила буквально сама двигалась.
— Ты какой-то напряжённый, — заметил я.
Гоша посмотрел на меня диким взглядом из-под налезшей на самые брови шапки.
— Нас убьют, — прошептал он. — Или посадят.
— Или изнасилуют, — не стал спорить я.
— Тебе что, ещё смешно?!
— Гоша, грёб твою мать, прекрати трястись! Никто нас из-за таких денег убивать не станет, если сами не вынудим. И никто нас не посадит — ни тебя, ни меня, ни даже Рыбина. Мелкие мы ещё. Максимум — на учёт поставят, от родителей огребём. Если кого и закроют ненадолго — так это Цыгана, вот он почему в машине и сидит. Фу, бля, как я задолбался этот прут дрочить…
Только я это сказал, как ножовка провалилась в пустоту, и прут весело затрепетал.
— Хм, — тут же озадачился я. — Это его теперь ещё и у основания пилить?
— На хрена? — спросил над самым ухом Рыба. — Загнуть внутрь, и всё.
— Шаришь.
— А то, блин. Пили ещё!
— Без тебя знаю.
Я без всякого энтузиазма принялся за следующий прут. Рука уже онемела до самого плечевого сустава.
— Давай-давай, Сопля, — подбадривал Рыбин, прикурив сигарету. — Тренируйся, потом дрочить сможешь сутки не переставая.
— Я не сопля! — огрызнулся Гоша.
Трястись он стал меньше, но пилитель из него был хреновый. Прут даже до половины не довёл, а ведь Рыба начинал.
— Шухер, — быстро сказал Рыбин.
Мы бросили пилы и заняли позицию. Медленно приближался гул мотора.
— Надо тебе, слышь, тоже погремуху придумать, — сказал Рыбин. — Будешь Ко́валь.
— Тупо, — не оценил я.
— Не, ни о чём, — согласился Рыба. — Мож, Псих? Ты же в дурку ездишь.
— Во-первых, не в дурку, а в школу, к психологу, а во-вторых, тебе что, больше делать нечего, кроме как всякую хрень выдумывать? Поаккуратней с этим, а то станешь писателем, как я, и сопьёшься на хрен.
— А ты чё, писатель? — заинтересовался Рыба.
— Представь себе. Причём — охренительный.
— Ну всё тогда, забито, будешь Пушкин.
Я вздрогнул и вытаращил на Рыбина глаза. Мимо нас, тяжело стеная, прополз жёлтый автобус.
— Почему — Пушкин?
— Потому что писатель, ёб! Всё, Сопля, давай, пошёл!
— Я не…
— Ну вы чё там, до ночи сидеть собрались? — не выдержал Цыган. Он подошёл, вырвал из руки у Гоши ножовку и подступился к окну. — Сосунки, б**дь.
Я ему даже чуток позавидовал. Вот оно каково — обладать взрослым телом. Десять секунд — и Гошин прут перепилен. На целый ушло меньше минуты. Потом — ещё один.
— Учитесь, салаги! — довольно сказал Цыган и бросил ножовку. — Ну-ка, бл…
Он поднатужился и оттянул на себя сразу два прута. Потом вдохнул-выдохнул и отогнул ещё пару.
— Вот и всё, блин! Полезли!
Мы полезли. Попинали и подвигали тяжёлые железяки. Настроение у Цыгана ощутимо поднялось. Правда, когда он смотрел на нас, оно падало. Клятву вспоминал, не иначе. Ну что поделать… Таковы минусы работы в команде.
Мы разделились. Цыган с Рыбой сложили в «Ниве» сиденья и стояли снаружи, а нас с Гошей назначили подавать. Мы старались. Сперва забили машину дерьмецом попроще — шестерни всякие, трубы, ломики, инструменты раздолбанные.
— Хорош, просела, — скомандовал Цыган. — Ща вернёмся.
— Э, а мы? — крикнул я.
— Места нет!
— Ну так нехай Рыбин тут потусит, а мы с тобой съездим!
— Слышь, — обернулся Рыбин. — Ты не фамильничай. Либо по имени зови, либо по погонялу.
Бл*дь… Тонко.
— И чё ты вообще, нам не доверяешь, или чё? — с угрозой начал Цыган. — Ты говори, если проблемы.
— Да ну, ты чё, какие проблемы, — сменил я пластинку. — Так, чисто прокатиться по приколу.
Цыган на секунду задумался.