Обе ответственные за это державы, Англия и Франция, очень скоро заподозрили, что они сделали крупную ошибку. Но из смутного понимания они сделали противоположные выводы: Англия — что при помощи постепенного смягчения условий мира можно удовлетворить («умиротворить») Германию и из непримиримого врага в конце концов сделать её добровольным соучастником пересмотренного миропорядка; Франция же — что наоборот, в противоположность к сделанному в Париже упущению на самом деле лишить Германию могущества. Противоречие стало явным, когда Франция в действительности попыталась сделать это в 1923 году оккупацией Рурской области. Англия не присоединилась к этому шагу, Франция вынуждена была отступить и с тех пор, тихо скрипя зубами, следовала английской политике «умиротворения». Это умиротворение началось не в Мюнхене в 1938 году при Невилле Чемберлене, как это хотят представить легенды, а в Локарно в 1925 году при его брате Остине Чемберлене.
Последующий период, в Германии в основном связанный с именем Штреземанна, на поле международных отношений примечательно точно соответствует периоду внутри самой Германии после выборов президентом Гинденбурга, и с которым он вначале также совпадает и по времени. Однако он его пережил, поскольку Брюнинг, Папен и Шляйхер дальше шли на поводу английского умиротворения, и даже Гитлер в первые пять лет по меньшей мере делал вид того же — так что как в Германии правые противники республики какое–то время снисходили к принятию республики при условии, что они должны ей управлять, так и сама Германия какое–то время снисходила до уважения парижского миропорядка, при условии, что он пункт за пунктом будет аннулирован.
Это было сделано. Успехи Штреземанна, Брюнинга, Папена и Шляйхера — договор в Локарно, принятие Германии в Лигу наций, досрочное освобождение от оккупации Рейнской области, отмена репараций, признание в основе равного права Германии на вооружения — были не меньшими, чем успехи Гитлера (вооружение Германии и всеобщая воинская повинность, договор по военно–морскому флоту с Англией, ремилитаризация Рейнской области, присоединение Австрии, присоединение Судетской области). Но было отличие: предшественники Гитлера каждый раз старались подчеркнуть примиряющий характер уже достигнутых успехов и тем самым ублажить Англию, чтобы она продолжала свою политику умиротворения. Гитлер же наоборот, большое значение придавал тому, чтобы представить свои успехи как вырванные у враждебного мира. Это ему также удалось — не только благодаря своему полному контролю общественного мнения Германии, но также благодаря определенному предрасположению немецкого общественного мнения, которое всегда с нетерпением ожидало таких триумфов упорства над ненавистной версальской системой, и было лишь наполовину счастливо, если они достигались во имя примирения. С другой стороны, Гитлер постепенно портил настроение своим английским партнерам тем, как он преподносил исполненные для него просьбы или даже наигранные внешнеполитические успехи. Они не могли не замечать, что он все более и более уклоняется от ожидавшейся ими встречной услуги — соучастия в укреплении европейского мира и в совместном поддержании пересмотренной в пользу Германии системы мира. Да, они постепенно заподозрили (весьма обоснованное подозрение), что все, что они позволили ему получить с целью укрепления мира, в действительности было принято как усиление для новой войны. Присоединение Австрии было принято в Англии еще не моргнув глазом; при присоединении Судетской области Англия уже хотела высказываться, а Мюнхенские соглашения, которыми она еще раз дала свое согласие — как на «последнее территориальное требование» Гитлера — были в Англии уже жестко оспариваемыми. Когда через полгода Гитлер нарушил эти соглашения и пошел войсками на Прагу, наступил конец. Умиротворение было погребено, и на его месте именно в Англии наступили жесткое разочарование и моральная готовность к новой войне с Германией.
В этом свете кажется почти сомнительным, можно ли внешнеполитические успехи Гитлера (как раз вследствие их вызывающего изумление характера, который он умел им придать, и вследствие чего он однако одновременно постепенно лишался их источника) еще в действительности обозначить как чистые успехи, не стоит ли их скорее уже рассматривать как его ошибки, с которыми мы будем иметь дело в следующей главе. По меньшей мере они подготовили одну большую ошибку: а именно ту ошибку, которую совершил Гитлер в годы с 1939 по 1941, когда он поставил на карту уже установленное без войны, более совершенно ничем не ограниченное господство Германии в Европе тем, что он превратил его в военное порабощение и оккупацию Европы, что можно сравнить с умышленным изнасилованием женщины, полностью готовой отдаться.