Глава 4.
Игроки и пешки.
Инквизиция в Фальбурге - организация не просто религиозная, но и, практически, военная. И неспроста. Девяносто или около того лет назад на земли окрест города и его ближайших соседей обрушился огненный дождь. Вообще-то, справедливости для, необходимо отметить, огнём опалило многие сотни, если не тысячи миль узкой сравнительно полосой с запада на восток. Именно так летело крупное небесное тело, доведя до разрыва сердца тогдашнего патриарха, возомнившего, что это сам Небесный Вседержитель, прознав про гнусности условно святого отца, послал свою кару на его плешивую голову и сильно грешный зад. Находящийся в этот момент при патриархе епископ, выбравшись из-под кровати, раззвонил всем, что смерть старого греховодника избавила Фальбург от гнева господня. Де, скопытился неправедный священнослужитель, и было явлено чудо отведения карающей десницы - здоровенная каменюка, миновав город, грохнулась где-то в Чёрных Дебрях. Вот и хорошо - там ей самое место. Епископ, благоразумно промолчав о том, что собственно он сам делал в опочивальне почившего падре, был сначала выбран местоблюстителем, а после... Ага, тут-то сложности для него и начались. Братия, хоть на словах и смиренная, представляла собой тесный клубок ядовитейших гадов. Карьерные устремления были у всех и каждого, а полудюжина, давненько кидала завистливые взгляды на удобное креслице первосвященника. Интриги плелись всегда. Подкуп и религиозно-политические убийства совершались с завидным постоянством. Как им, алчущим власти земной, было упустить такой удобный момент. Посиневший от сердечного удара труп бывшего главного попа ещё и в могилку не уложили, а более-менее влиятельные люди уже по прайдам растеклись. Кто не успел, тот рядом со старым греховодником улёгся. Может не так торжественно, но ничуть не менее надёжно и основательно. Жалости ни к кому из своих коллег не испытывая, к тому же зная всю их подноготную, местоблюститель начал действовать и помощь ему пришла со стороны совершенно неожиданной - от самых Чёрных Дебрей. Лесок этот пасторалью мечтательного художника никогда не выглядел. Был чаща густа, темна к человеку одинокому и безоружному не всегда добра. Встречались там места топкие с непролазной трясиной. В тех болотах много всякого водилось, чего стоило опасаться даже малочисленным воинским отрядам, а уж путникам одиноким забредать в топи - чистое самоубийство. И, пожалуй, хуже того... Сгинувшие в тех лихих местах иной раз в этот мир возвращались в обличье уже не человеческом. Были в Дебрях и скалистые холмы, буйно поросшие тёмными от времени деревьями - тоже местечки розовых мечтаний не навевающие. Как раз на такой холм и грянулся горячий господень подарок. И через краткое время - месяц или около того - полезла из этих мест нечисть, в количествах никогда невиданных. Местоблюститель оперативную обстановку понял правильно - выборы главы церкви подзадержал, убедительно сославшись, на то, что с пограничных земель на собор не все святые отцы явиться могут. Им там, действительно приходилось не сладко. К кому идти за поддержкой, вдруг овдовевшей бабе, если её благоверный, в лес, за хворостом отправившись, сначала пропал без вести, а потом стал по ночам в окошко стучаться и гугукать невразумительно. А сирот, кто примет-обогреет, как не приход? Сирот же день ото дня становилось всё больше. Пришлось с поддержкой его величества спешно организовывать военно-религиозный поход, дабы землю ту от скверны очистить. Разжиревший столичный епископат идею с походом, скрипя зубами, поддержал, но сам, в большинстве своём, по разным причинам от трудов ратных уклонился. У кого старый прострел ожил. У кого камни в мочевом пузыре зашевелились. А кто и вовсе причину, придумать не сумев, в личном особняке заперевшись, заявил, что болен - болен, и всё! Местоблюститель их прилюдно журил, в тайне руки потирая - ослабевают позиции враждебных ему политических тяжеловесов. Испугавшись собственные хорошо кормленные телеса растрясти, они тем самым расписались в бессилии. А молодая поросль - священство, которому церковные тузы все пути выходы объёмными своими чревами и задами перекрыли, за идею очистительной войны ухватилось всеми руками. И сам собою как бы, но с тайной подачи местоблюстителя, образовался военный орден не убоявшихся крови братьев. Назвались они инквизиторами-ревнителями и в недолгое время, показав свою решительность по искоренению нечести, приобрели такой вес, что толстомясые тугодумы в столице вынуждены были лапки на соборе поднять все разом. За кого?.. Как за кого? За кого надо, за того и подняли. Братья-ревнители, оказались людьми с характером и даже, победами первыми опьянённые, надумали с самим королём побороться. Но тут нашла коса на камень - власть светская в Фальбурге в ту пору стояла крепко. По случаю войны с лесными чудовищами народ вокруг короля сплотился, а он, не будь дурак, во дворце отсиживаться не стал - сам войска в сражения водил. Был дважды ранен и многих очень неприятных существ собственной рукой за красный горизонт спровадил. Король, главных смутьянов выявив, отправил их проповедовать и нести свет веры гранитным глыбам в каменоломнях далеко на севере, а вот приглянувшийся ему орден, надумал оставить. Внёс кое-какие изменения в его устав, назначил главным не епископа или там кардинала - а генерала, и подчинил последнего, персонально себе. Так у толкового короля появился ещё один столп власти, рычаг влияния... да как угодно обзывайте. А недовольным пришлось утереться. Политика - дело тонкое, даже тоньше, чем восток, в самом лучшем из миров. Давно не было уже под солнцем самого мудрого короля. Отдал богу на суд свою потёртую и слегка подштопанную душу пронырливый поп. Сменилось несколько генералов-ревнителей. Но само место осталось. И в год нынешний занимал его человек не простой даже по жёстким представлениям инквизиции. Генерал Гарро и по имени, и по характеру, и по внешности был, что та кость в горле. Сухой, высокий, прямой в спине и в речах, но никак не в мыслях, ибо прямолинейность мышления для политика и священнослужителя почитал грехом худшим, чем содомия. А за неё он любого мог поджарить на раскалённой решётке лично. Взвесь всё, ничего не упуская, и уж тогда принимай решение. А коли принял - делай, не юли. Генерал! Хоть и в рясе всю жизнь... Сейчас Гарро, руки, за спину заложив, прогуливался по тенистому с