— Сдается мне, что к моменту вашего прибытия там все бы уже закончилось. Я, во всяком случае, ожидаю победы уже на этой неделе.
— И все равно мы считаем, что могли бы лучше послужить фюреру, чем просто сидеть в этих горах.
— Да, но не следует забывать, что именно по воле вашего фюрера мы здесь и находимся.
Ворманн с удовольствием отметил, что Остер не отреагировал на слово «вашего».
— Но почему, господин капитан? В чем смысл нашего здесь пребывания?
Ворманн начал цитировать:
— Главное командование рассматривает перевал Дину как основной рубеж обороны на направлении из русских степей в сторону нефтяного комплекса Плоешти. В случае ухудшения отношений между рейхом и Россией русские могут нанести удар по Плоешти. А без производимого там бензина мобильность вермахта будет сильно снижена.
Несмотря на то что он уже неоднократно слышал это разъяснение и сам не раз пересказывал его солдатам, Остер терпеливо дослушал до конца, хотя Ворманн прекрасно знал, что ничуть не убедил сержанта. И он не мог сердиться, поскольку любой разумный человек счел бы это объяснение, мягко говоря, неполным.
Остер достаточно долго прослужил, чтобы понимать, что это явление весьма необычное, когда офицера-ветерана, участника боевых кампаний, ставят во главе четырех пехотных взводов, причем без заместителя, и отправляют в богом забытое место на перевале в глухих горах, да еще и на территории союзного государства. Это служба для зеленого лейтенантика.
— Но ведь у русских полно своей собственной нефти, и к тому же у нас с ними заключен пакт о ненападении?
— Ну конечно, как же это я забыл! Пакт! Сейчас ведь никто не нарушает договоров…
— Вы хотите сказать, что Сталин осмелится предать фюрера?
Ворманн проглотил готовый сорваться с языка ответ: «Нет, если твой фюрер не предаст его первым». Остер все равно не понял бы. Как и подавляющее большинство представителей послевоенного поколения, он привык отождествлять интересы германского народа с волей Адольфа Гитлера. Этот человек вдохновлял его, а Ворманн был уже не в том возрасте, когда творят себе кумиров. В прошлом месяце ему исполнился сорок один год, он видел восхождение Гитлера из пивных залов на пост канцлера, наблюдал за его постепенным обожествлением. Ворманну он не нравился никогда.
Да, Гитлер объединил страну и вернул ей утраченное чувство собственного достоинства — факт, который не мог отрицать ни один немец. Но Ворманн никогда не доверял Гитлеру, австрияку, окружившему себя баварцами-южанами. Ни один уважающий себя уроженец Пруссии не мог доверять такому сборищу южан. Было в них что-то ужасное, а события, свидетелем которых он стал в Познани, показали, насколько он был прав в своих подозрениях.
— Пусть люди выходят и строятся, — сказал он, проигнорировав последний вопрос Остера. В любом случае вопрос этот был чисто риторическим. — Проверьте настил — сможет ли он выдержать машины, пока я осмотрю замок изнутри.
Идя по мосту, Ворманн подумал, что он выглядит достаточно прочным. Капитан глянул вниз, на камни и плещущуюся воду. Довольно высоко — не меньше шестидесяти футов. Пожалуй, лучше разгрузить машины и пропускать по мосту по одной.
Тяжелые деревянные ворота замка были настежь открыты, как и большинство ставен на окнах башни и стен. Такое впечатление, что замок проветривали. Ворманн прошел через ворота на вымощенный булыжниками двор. Здесь было тихо и прохладно. Он обнаружил, что в замке есть невидимая с дороги задняя секция, врезанная прямо в скалу.
Капитан медленно обошел все вокруг. Над головой нависала громада башни, со всех сторон высились серые стены. Ему показалось, что он попал в лапы огромного спящего зверя, которого не решаются разбудить.
И тут Ворманн увидел кресты. По всей внутренней поверхности стен были кресты, сотни крестов, нет, тысячи… Все одинакового размера и одной и той же необычной формы: вертикальная планка около десяти дюймов длиной, квадратная в нижней части и овальная вверху, поперечная — дюймов восьми — со слегка загнутыми вверх краями. Но самым странным было ее расположение: она находилась слишком высоко по сравнению с традиционной формой креста — еще немного выше, и получилась бы Т-образная форма.
Эти странные символы несколько озадачили Ворманна и даже обеспокоили. Что-то в них было не то… Он подошел к ближайшему кресту, провел рукой по гладкой поверхности. Вертикаль была латунной, поперечина — из никеля, крест почти полностью утопал в стене.
Он снова огляделся вокруг. Что-то еще вызывало смутное беспокойство. Чего-то здесь не хватало. И вдруг сообразил. Птицы.
На стенах не было голубей. В каждом немецком замке жило огромное количество голубей, они гнездились в каждой трещине, в каждом выступе. Здесь же не было ни единой птицы ни на стенах, ни на окнах, ни на башне — нигде.
Внезапно Ворманн услышал сзади какой-то звук и резко обернулся, расстегнув кобуру и положив руку на рукоятку «люгера». Хотя румынские власти и были союзниками рейха, но Ворманн хорошо знал, что в этой стране у немцев много врагов. В частности, Национальная аграрная партия являлась фанатически антигерманской и, хотя в настоящее время не стояла у власти, по-прежнему оставалась очень активной, так что вполне могли существовать партизанские группы, скрывающиеся где-нибудь в Альпах и поджидающие момента, чтобы ухлопать нескольких немцев.
Звук приближался. Спокойные размеренные шаги — кто-то смело шел прямо на него. Из дверей, ведущих во внутреннюю секцию, вышел мужчина лет тридцати в овечьей безрукавке, распахнутой на груди. Ворманна он не замечал. В руках мужчина держал мастерок с цементом, которым принялся замазывать трещину в стене, присев на корточки спиной к Ворманну.
— Ты что здесь делаешь? — рявкнул Ворманн.
Ему было сказано, что замок пуст.
Каменщик от неожиданности выронил мастерок, и гнев на его лице сменился испугом, когда он разглядел немецкую форму и до него дошло, что к нему обратились по-немецки. Он пробормотал что-то невразумительное — видимо, на румынском. Ворманн раздраженно подумал, что ему, вероятно, придется либо искать переводчика, либо самому выучить хоть немного этот язык, если он собирается здесь пробыть достаточно долго.
— Говори по-немецки! Что ты здесь делаешь?
Мужчина нерешительно и боязливо покачал головой. Он поднял вверх указательный палец, прося обождать, и крикнул что-то похожее на «папа!». Сверху раздался шум, и в одном из окон башни показалась голова пожилого мужчины в шапке из овчины.
Ворманн все крепче сжимал пистолет, пока эти двое обменивались репликами на своем языке, затем старик крикнул по-немецки:
— Я сейчас спущусь, господин.
Ворманн кивнул и успокоился. Он вернулся к одному из крестов и стал его рассматривать. Латунь и никель… очень похоже на золото с серебром.
— В стены этого замка вделано шестнадцать тысяч восемьсот семь таких крестов, — раздался у него за спиной голос. Человек говорил с сильным акцентом и с трудом подбирал слова.
— Вы их пересчитывали? — Ворманн повернулся к говорившему. — Или просто взяли эту цифру с потолка специально для туристов?
Перед ним стоял мужчина лет пятидесяти пяти, очень похожий на молодого каменщика, которого напугал Ворманн. Оба в одинаковых рубашках и овечьих безрукавках, только у старшего на голове шапка.
— Меня зовут Александру, — спокойно сказал мужчина и слегка приосанился. — Я здесь работаю со своими сыновьями. И никаких туристов мы сюда не пускаем.
— Теперь все изменится. Однако вот что: мне было сказано, что в замке никто не живет.
— Так и есть. Вечером после работы мы уходим домой в деревню.
— А где владелец замка?
— Понятия не имею, — пожал плечами Александру.
— Кто он?
— Не знаю, — снова дернул плечом румын.
— Тогда кто же вам платит?
Все это начинало действовать Ворманну на нервы. Похоже, этот тип только и может, что пожимать плечами и говорить «не знаю».