— Вспомним Писание, возлюбленные. «Горе миру от соблазнов, ибо надлежит придти соблазнам; но горе человеку, через которого соблазн приходит…» — Говоря это, добросердечный отец Бертран не заметил, как странно потемнело вдруг лицо господина Виларсо де Торана. Ногти мсье Франсуа впились в его ладони, и он в молчании дослушал слова Господни, коими его друг увещевал прихожан. — Господь говорит: «Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если повесили ему мельничный жернов на шею и потопили бы его во глубине морской…»
Господин Франсуа невольно вспомнил лицо малыша Тьенну, его небесно чистые глаза, шелковистые тёмные волосы. Это он соблазнил и растлил чистые души, это он превратил юную малютку Сюзанн в хладнокровную стерву, озабоченную только успехом у мужчин да роскошными тряпками, а Этьенна — в бессердечного повесу, чьи жертвы уже исчислялись десятками, отправившего ещё до достижения совершеннолетия на тот свет шестерых — оскорбленных братьев, женихов, отцов… Честно говоря, Франсуа рассчитывал, что одна из дуэлей прервёт жизнь самого Этьенна, и он, наконец, получит долгожданный титул и станет полноправным владельцем отцовских земель, но его расчёты пока не оправдывались. Как назло, мальчишка был неуязвим, точно заговорён, хотя за свои мерзости давно заслуживал или пули, или удара шпагой. Оставалось всего полгода. Срок оговоренной опеки заканчивался в августе.
Но теперь перед мсье Франсуа встал гадкий вопрос, о котором он до проповеди отца Бертрана как-то не думал.
А чего за сделанное с детьми брата заслуживает он сам? Жернов на шею?
Глава 1. В которой читатель знакомится с героями, прибывшими на лето из Парижа в старинный замок Тентасэ
— …Извините, мсье, но дальше я не проеду, — возница повернулся на козлах к трём молодым людям, которые, поняв его правоту, уже покидали экипаж. Дорога в горном ущелье была завалена несколькими огромными валунами. При падении каменные глыбы раскололись, и теперь весь уступ, по которому пролегал их путь, был непроходим.
— Далеко ли ещё? — спросил у кучера Огюстен Дювернуа, субтильный юноша с бледным, довольно невзрачным лицом и пушистыми тонкими, слегка вьющимися волосами, образовывавшими вокруг его лица странное подобие пепельного нимба. Сейчас, когда на волосы падали солнечные лучи, они отливали красновато-рыжими бликами.
— Нет. После завала идите прямо по дороге, вдоль реки, потом увидите старую мельницу, дальше дорога разветвляется, но вы не ошибётесь — замок искушений, ой, простите, замок Тентасэ, он виден издали. Его нельзя не заметить, до него отсюда меньше трети лье, — кучер торопливо развернул лошадей и двинулся в обратный путь.
Молодые люди, взяв вещи, стали осторожно пробираться по самой кромке обрыва, лавируя меж упавших на дорогу камней. Один из юношей — коротко остриженный брюнет с тонкими чертами подвижного лица и умными тёмными широко расставленными глазами, Рэнэ де Файоль, оживлённо поинтересовался:
— Этот глупец просто оговорился? Причем тут искушение? Или это какое-то предание? — Вопрос свой он обращал к Огюстену, ибо приглашение погостить в замке Тентасэ на время каникул в Сорбонне, они получили именно от него.
— Конечно, оговорился. Le château des tentation и Château de Tentaseu — вот дурачок и перепутал.
— Края красивые, но неужели нельзя было расчистить дорогу? — заметил, протискиваясь у каменной глыбы, третий из них — Арман Клермон, одетый как парижанин. На вид он был крепче и куда красивей остальных, но сейчас его несколько портило застывшее на лице выражение неудовольствия. Он не хотел ехать к незнакомым ему людям, всячески противился, и уступил настояниям приятелей в последнюю минуту. Он чувствовал себя неловко, ожидая встречи с незнакомыми ему людьми.
— Полно, Арман. Возница же сказал, что обвал произошёл только в пятницу. Расчистят, — Файоль был оживлён и жизнерадостен. Впрочем, его всегда отличали мягкая плавность речи и подчеркнутое внимание к собеседнику, создававшие ему репутацию весьма обаятельного человека. В нём обращала на себя внимание и та живость, что именуется diable au corps, и хотя многие его жесты могли бы показаться несколько аффектированными, он был очень артистичен.
Неожиданно все они остановились, вынужденные пропустить двух путников, шедших навстречу — разминуться на гряде камней было немыслимо. Клермон удивлённо оглядел встречных — они казались погорельцами, были в копоти, шли, шатаясь, как пьяные. Глаза их были по-монашески отрешённы, один заботливо поддерживал другого, казалось, совсем ослабевшего. Они прошли мимо, одарив их пугающе безрадостными взглядами. Клермон проводил их встревоженными и напряженными глазами. Кто это, Господи? Откуда они? Файоль и Дювернуа почти не обратили на встречных внимание, брезгливо посторонившись. Все молодые парижане проследовали дальше и, миновав мельницу, остановились.
— Вы только посмотрите… — Дювернуа замер, восторженно оглядывая открывшийся на повороте дороги огромный замок.
Да, что и говорить, было на что посмотреть. Излучина реки живописно окаймляла каменистый уступ, на котором, словно вырастая из него, возвышался замок Тентасэ — огромное строение с двускатной крышей и тремя небольшими островерхими башнями. Замок сохранял едва заметные следы многих переделок: некоторые окна были убраны и сровнены со стенами, сложенными из терракотового камня, сходного с тем, что составлял береговые уступы. История тысячелетий, вызывая почтение и восторг, витала над ним. Сзади высилась поросшая лесом горная гряда, и Клермон, внимательно оглядев замок, не мог не оценить его фортификацию. Сейчас, во время таяния снегов в горах, когда реки стали полноводнее, Château de Tentaseu был неприступен. С миром замок соединял только арочный мост, чьи прибрежные опоры были сильно подмыты.
Путешественники двинулись было к замку, но тут сзади раздались чьи-то оживлённые голоса и приезжие, обернувшись, увидели молодого человека и девушку, машущих им от мельничного поворота. Невдалеке стоял пожилой человек в синей ливрее. Все трое молодых мужчин, бросив осторожные взгляды на девицу, ощутили, что сердца их забились куда резче, чем минуту назад, однако, присутствие спутника сковывало их.
Через минуту состоялось знакомство. Юноша, высокий смуглый красавец, назвавшийся Этьенном Виларсо де Тораном, представил молодым людям свою сестру Сюзанн. Упоминание о родственных связях сразу оживило глаза Огюстена и Рэнэ, ибо Сюзанн была просто красавицей. С робкой улыбкой смотрел на неё и Клермон, отметив, что девице не более двадцати лет, брат же казался лет на пять старше. Клермон обратил внимание и на то, что, сколь ни хороша Сюзанн, Этьенн, величественный и обаятельный, выглядит ярче и заметней сестры. Сам Этьенн, дружески поздоровавшись с Огюстеном, оглядел и его друзей, которых видел впервые. Под его пристальным и умным взглядом Клермон смешался, и даже Рэнэ де Файоль, которого трудно было смутить, почувствовал себя неловко. Этьенн же, церемонно поклонившись Клермону, куда менее чопорно, почти фамильярно поприветствовал Рэнэ.
Мадемуазель Сюзанн тоже оглядела тех, с кем ей предстояло провести лето. Рэнэ де Файоль показался ей обаятельным и игривым, Клермон — сдержанным и застенчивым, а Дювернуа — несколько вульгарным, но если среди парижской толпы их можно было бы выделить, то сравнения с её братом они не выдерживали, на глазах становясь блеклее и словно уменьшаясь. Впрочем, Клермон, бывший одного роста с графом, не сильно терялся на его фоне, но костюм… Боже мой… Сюзанн бросила на Клермона взгляд, исполненный нескрываемой жалости.
Тот заметил его и покраснел.
Вся компания проследовала в замок, немного задержавшись на мосту, наблюдая за бурлящей на перекатах рекой. Вода имела странный буровато-зелёный цвет, что приезжие объяснили цветом местной почвы. После моста вымощенная коричневато-желтым камнем дорога, обогнув основную башню и боковую стену замка, привела их к необыкновенно живописному арочному входу, увитому плющом.
Все остановились, пораженные гордым величием широкого парадного подъезда, фасада с двадцатью окнами, всем внушительным видом здания, два крыла которого словно обнимали приезжих. Утро давно миновало, но за боковой уступ дома солнце перевалило только что, и сейчас роса, ещё не высохшая в тени, блестела драгоценными бриллиантами на изысканно вырезанных акантовидных листьях.