Он поприветствовал меня, и я заметила, что его подбородок непроизвольно дрогнул, выдав его изумление.
— Я не я, если передо мной не миссис Менфрей!
— Как поживаете, А'Ли? — спросила я.
— О, мы в «Вороньих башнях» готовимся к бою, миссис Менфрей.
Готовятся к бою! Старый дворецкий напомнил мне о соперничестве, которое возникло между нами, и о том, на чьей он стороне.
— Не будете возражать, если я немного передохну здесь, миссис Менфрей? — спросил он. — Много времени прошло с тех пор, как мы болтали с вами в последний раз. А ведь когда-то мы были друзьями.
— Почему же нам не оставаться ими и теперь? — спросила я.
Его подбородок дрогнул.
— Теперь вы одна из них, а я на другой стороне, словно…
— Но мистер Хэрри и мой муж — добрые приятели, — заметила я.
Подбородок задрожал сильнее. Дворецкий поспешил перевести разговор на другую тему и кивнул в сторону поднимавшегося из моря острова:
— Говорят, на острове бродят души людей, которые приняли там жестокую смерть.
— Нескольких людей?
— Я слыхал, что раньше это было обычное дело: человек отправлялся на остров, и больше о нем ничего не слышали — если только его тело не прибивало волной к берегу.
— Как такое могло быть?
— Говорят, этот дом использовали в качестве перевалочного пункта контрабандисты, и ни одного из таможенников, которые отправлялись в Малую Менфрею искать контрабанду, больше в живых не видели.
— Это — одна из ваших корнуолльских легенд?
— Похоже что нет. Хотя их у нас множество. А теперь еще эти часы остановились. Мне это не нравится, миссис Менфрей.
— Ну, как видите, мы пока все живы.
— Не смейтесь. Нельзя смеяться над такими вещами. Эти часы не останавливались много лет. Менфреи, говорят, очень о них заботились. И на памяти живущих они никогда не останавливались. У нас достаточно рассказывают всяких историй. Не выходите из дому в плохую погоду, мисс Хэрриет. — Он назвал меня прежним именем, и я почувствовала, что его отношение ко мне не изменилось. Я снова стала для него ребенком, которого он всегда жалел, а не лазутчиком из вражеского лагеря. — Я помню, как мой дед рассказывал мне о Менфреях. Был такой случай. Джентльмен, который гостил здесь, поехал кататься на лодке вместе с сэром Бевилом, а этот благородный джентльмен не умел плавать. Ну а сэр Бевил, как и все Менфреи, был превосходным пловцом. Я видел несколько раз молодого сэра Бевила… нашего сэра Бевила, моя дорогая… который плавает словно рыба.
— Да, и что же случилось с тем, другим Бевилом?
— Он вывез благородного джентльмена на веслах в море, а лодка возьми и перевернись. Благородный джентльмен утонул, а сэр Бевил доплыл до берега.
— И он не пытался спасти друга?
— Море штормило, и ничего нельзя было сделать… так он сказал. Хотя, по его словам, он пытался. Но это была ложь. Прошли годы, и он стал очень набожным. Обхохотаться можно. Он ловил мальчишек и девчонок, которые, что называется, любезничали, и наказывал. Мальчишек пороли, а девушек выставляли на позор в церкви. Так его разбирало на почве благочестия, хотя некоторые из этих детишек могли быть его плоть и кровь, потому что он отличался обычной для Менфреев любвеобильностью — в грешные дни молодости. Ну, в общем, когда пришел его смертный час, и он сам об этом знал, он перепугался, что все его праведные дела в старости не смогут искупить главного греха, и на смертном одре исповедался. Он проиграл тому благородному джентльмену все свои владения, включая и саму Менфрею. Кроме того, он вожделел очаровательную жену благородного джентльмена. Поэтому он решил, что единственный выход — убрать благородного джентльмена с дороги. Он проделал в лодке дыру и забил ее чем-то…он уже не входил в детали, потому что дышать ему становилось все труднее и времени у него оставалось совсем немного…и он вывез джентльмена в море, а лодка начала заполняться водой. Благородный джентльмен ударился в панику, лодка перевернулась. Сэру Бевилу оставалось только доплыть до земли и надеяться, что джентльмена спасти уже не удастся. И правда, не удалось — и это сочли несчастным случаем… вот и все.
— Разве можно проделать в лодке дырку так, чтобы какое-то время вода в нее не набиралась?
— Можно. Если заткнуть дыру чем-то вроде затычки — как бочку, — разве нет?
— Да, но в таком случае вода будет сочиться очень медленно…
А'Ли пожал плечами:
— Говорили, что сэр Бевил сделал затычку, которая постепенно растворялась.
— Как это?
— Например, из соли или из сахара. Это — еще лучше. Кусок сахара в холодной соленой воде растворится не сразу.
— Хитро!
— Да уж.
— Но все это, — сказала я, — было давным-давно. Если вообще было.
— Я всегда рассказывал вам всякие истории, мисс Хэрриет, помните? Когда вы были маленькая и приезжали в «Башни»… я всегда думал: «Бедняжка, у ее папы никогда нет времени заниматься с ней»… я всегда себя спрашивал: «Чем бы мне развлечь мисс Хэрриет?»
— Вы заботились обо мне, А'Ли.
— Да.
— И ваша история — замечательная. Это вправду было?
— Что именно, мисс Хэрриет? Привидения на острове или случай с сэром Бевилом и лодкой?
— И то и другое.
— Ну, знаете, вам давно пора понять, что мы, корнуолльцы, любим всякие сказки, а чем больше в них привидений, тем больше они нам нравятся. В те дни, когда мы были друзьями…
— Но мы и теперь друзья, А'Ли.
— Да, — согласился он. — И никто ничего не сможет с этим поделать.
Он говорил искренне, ибо правда был встревожен, и я знала, что он думает о тех остановившихся часах.
В мою дверь постучали. Было одиннадцать утра. Бевил в тот день отправился в Плимут по своим делам.
— Войдите, — сказала я, и в комнату вошла Джессика, как всегда холодная и прекрасная — в своем льняном сиреневом платье с белым кружевным воротничком и манжетами. Я не могла видеть ее без того, чтобы представлять Бевила в роли ее любовника, и в подобных обстоятельствах мне было нелегко сохранять спокойствие.
— Тут один человек спрашивает мистера Менфрея. — Теперь я заметила, что она бледней обычного и очень сильно встревожена. — Это просто немыслимо.
Она протянула мне карточку, и я прочла:
«Дж. Хэмфорт и сыновья, гробовщики Фотстрит . Ланселла»
— Я ничего не понимаю, — продолжала гувернантка. — Я подумала, может быть, вы…
— Хорошо, я спущусь вниз и узнаю, что ему нужно.
Посетитель ожидал меня внизу, в библиотеке. Он был одет в черное и торжественно-мрачен, а когда я вошла в комнату, встал и побледнел. Мы немного знали друг друга, поскольку его контора на Фот-стрит располагалась недалеко от штаб-квартиры Бевила, и, разумеется, нас с Бевилом хорошо знали в том районе.
— Мистер Хэмфорт… что вам угодно?
— Простите меня, мадам… Я… Это был такой удар, мы просто не могли поверить, когда получили письмо.
— Письмо, — повторила я. — Что за письмо?
— Письмо, в котором меня вызывают, чтобы… э-э… распорядиться насчет… приготовлений.
— Каких приготовлений?
Он поджал губы и опустил глаза, словно не находил сил на меня смотреть. Мне почудилось, что, когда я вошла в комнату, он принял меня за привидение. Здесь происходило что-то странное.
— Вы приехали, чтобы распорядиться насчет похорон? — резко спросила я.
— Э… да, мадам, миссис Менфрей.
— Чьих?
Он ничего не ответил, но я и так все поняла.
— Вы приехали организовать мои похороны?
— Ну, мадам, там было сказано…
— Что там было сказано?
— Что я должен немедленно приехать в Менфрею, чтобы приготовить все необходимое.
— Для меня?
Он страшно растерялся, бедняга. Ему никогда не приходилось хоронить живых.
— Я очень расстроился, — сообщил он, — и моя жена, и все служащие. Они бывали на предвыборных митингах и видели вас там.
Да, все знают. В Ланселле станут судачить о моей смерти. Слухи разнесутся по всей округе. Такие вести распространяются быстро. И нет сомнений, все уже видели, как двуколка мистера Хэмфорта въезжает в Менфрею. Смерть в Менфрее! Часы, которые исправно шли сотню лет, недавно остановились. А теперь в Менфрею вызвали гробовщика.