И он с величайшим волнением слушал рассказ. Когда Жераль объявил ему, что Валерия просит его немедленно принять все возможные меры, чтобы освободить Дюгесклена, он не мог дольше сдерживаться и быстро вскочил с места.
– Да, я освобожу его! Благословляю всех святых и ангелов небесных! Вот тот случай, которого я давно ожидал! Мне, мне придется оказать великую услугу славнейшему из христианских полководцев!.. Имя мое будет славно в целом мире!.. Давнее желание исполнится так скоро!.. Да, я освобожу его,– или умру и заставлю умереть с собой всех моих воинов, до последнего!
Жераль не мог понять причины такой восторженности молодого капитана.
– Я вас удивляю,– сказал Анри с энергией,– и вы, может быть, думаете, что я потерял рассудок, но это радость, радость говорит моими устами! Блистательный подвиг или честная смерть, то или другое – я найду их теперь! Я выйду наконец из этой темной безвестности, которая так давно тяготела надо мной, и заставлю сознаться во лжи тех, кто некогда называл меня трусом! Я буду достоин Валерии. Но извините меня, дружище. Клянусь Богом и святым Анри, голова моя кружится, и я шатаюсь как пьяный!
Он бросился на скамью и, закрыв лицо руками, старался всеми силами успокоиться.
– Мессир трубадур,– начал он после минутного молчания и несколько спокойнее,– кажется, вы мне сказали, что благородная Валерия запретила осаждать замок, как я решился было сделать, чтобы принудить барона возвратить ей имение?
– Да, я сказал вам это, мессир.
– Вот этого-то я и опасался,– шептал Анри.– Женщины слабы и боязливы. Но нужды нет, надо повиноваться. К несчастью, я боюсь, что у меня недостанет воли распоряжаться событиями наступающего дня!..
И он опять замолчал на минуту.
– Сир трубадур,– сказал Анри, вставая,– вы в самом деле принесли мне важные вести. Но об одном предмете не сказали мне ничего. Знают ли точно, в каком месте барон задумал сделать засаду, чтобы овладеть Бертраном?
– Я об этом не слыхал ничего решительно. Но мне кажется, сир Доброе Копье, вы так хорошо знакомы с окрестностями, что вам легко угадать, где скорее всего может барон раскинуть свои сети.
– Одно место я считаю более всего подходящим для такого предприятия – это Волчья Пасть, узкое ущелье, находящееся вот за этой горой, если только барон не избрал Соколью долину, окруженную каштановыми деревьями, которая лежит внизу от дороги. Я заставлю караулить то и другое и разошлю шпионов кругом… Никто не войдет и не выйдет из Монбрёна, чтобы мы тотчас не узнали об этом.
После этого капитан как бы хотел дать себе отдых и, взяв Жераля за руку, сказал ему дружески:
– Друг менестрель! Судя по той дороге, которую избрали вы, чтобы выйти из Монбрёнского замка, нельзя предполагать, что вы захотите возвратиться туда, по крайней мере нынче ночью. Располагайтесь же в этой палатке. Вы слабы, больны и не привыкли к тем трудам, которые мы переносим. Сверх того, эта холодная ванна, принятая вами так самоотверженно, эти волнения и изрядный переход истощили ваши силы. Отдохните на этой постели и располагайте всем, что мне принадлежит…
Предложение было очень кстати, ибо Жераль после нескольких часов, проведенных в таком напряжении моральных и физических сил, едва держался на ногах.
– Благодарю за гостеприимство, сир Анри,– отвечал он,– но я не решусь лишить вас постели в то время, когда вам так нужно отдохновение.
– Неужели вы думаете, что я могу заснуть после таких новостей, друг менестрель? Если бы вы знали, что происходит в моей душе! Если бы вы знали, как давно и с каким нетерпением ждал я этой минуты! Но не церемоньтесь, ложитесь на солдатскую постель. В случае нужды я могу заснуть и на траве, без всякой другой защиты, кроме плаща. Впрочем, мне нужно сделать кой-какие приготовления к завтрашнему дню, отдать приказания и самому присмотреть за всем.
– Хорошо, я согласен принять ваше дружелюбное приглашение,– сказал трубадур, побежденный усталостью,– но не могу ли я быть чем-нибудь полезен в этом важном предприятии, вся честь которого будет принадлежать вам?
– Когда наступит час действовать, я приду за вами, вы поможете мне своими советами. Но день начнется через несколько часов, и каждая минута теперь драгоценна для вас. Прощайте, милый трубадур, желаю вам спокойного сна.
Капитан распахнул полог палатки и приказал стоявшему возле нее оруженосцу наблюдать, чтобы ничто не потревожило сна Жераля.
– Он столь же благороден и великодушен, сколь и храбр,– говорил сам с собою трубадур, растягиваясь на мягких шкурах,– и больше меня заслуживает любви Валерии.
При первых лучах солнца отряд воинов засел в лесу всего в трехстах или четырехстах шагах от Монбрёнского замка. Отряд хранил глубокую тишину, и хотя он был довольно многочислен, но ничто не обнаруживало его присутствия в этом близком к замку месте. Всадники, одетые в доспехи, спешившись, стояли возле своих коней и держали поводья в руках, чтобы в случае нужды вскочить в седла при первом сигнале. Стрелки, рассеявшись по опушке леса, залегли за деревьями и кустами. Взгляды всех были устремлены на замок, и тысячи стрел, пущенных невидимыми руками, могли по первому знаку вылететь из этих молчаливых и неподвижных кустарников.