— Извините, господин Шантебель, — заговорила графиня, приняв или сделав вид, что приняла обеих девушек за крестьянок, — у вас консультация, а я и не знала. Тысяча извинений! Я искала свою дочь, думала, она здесь. У вас дома мне сказали, что вы увели ее сюда. Скажите же, где она, я хочу скорее ее поцеловать. Я подожду в саду, пока вы не найдете время выслушать и меня.
Пока графиня говорила, я случайно взглянул в окно, противоположное тому, у которого стояла барышня де Нив; из него видны были задворки замка, и я заметил Шарлет, выжидавшую что-то у заброшенных построек. Я понял появление графини и счел ниже своего достоинства разыгрывать комедию.
— Не беспокойтесь, графиня, — сказал я. — Я здесь в своей семье, и вы не будете лишней. — И, пододвинув ей кресло, я прибавил:
— Мадемуазель де Нив тоже здесь, но ей вздумалось поиграть в прятки, и она вас не видит. Пожалуйте-ка сюда, сударыня, — продолжал я, приподнимая ковер, — это ваша мама, поспешите ее поцеловать.
Нини неохотно послушалась. Мать ее схватила и, скорее толкнув, чем усадив к себе на колени, сказала сухо:
— Ты что? С ума сошла? Разве ты меня не узнала?
Пока Нини целовала мать, больше со страхом, чем с любовью, мадемуазель де Нив, желая убедиться, действительно ли девочка жертва злой матери, как ей это говорили, оглянулась посмотреть на их встречу. Светлые и холодные глаза мачехи уставились на нее, и я заметил, что она вздрогнула, как при виде ехидны. Вероятно, она сразу не узнала бы падчерицу в этом костюме, если бы ее не предупредили. Но она явно была предупреждена, потому что ни на секунду не спутала Мари с Мьет, и злая усмешка исказила ее губы.
— Вы полагаете, что я не буду лишней на консультации, которую так некстати прервала? — заговорила она громко и отчетливо, — Насколько я могу судить, дело идет о браке между этими двумя барышнями и этими молодыми людьми. Одну из них я знаю, который же из претендентов ее жених?
— Вот он! — ответила, не колеблясь, мадемуазель де Нив, указав на моего племянника. — Жак Ормонд. Через две недели свадьба, и хотя тогда уже не будет нужды в вашем разрешении, я надеюсь все-таки, что вы из чувства приличия удостоите одобрить мой выбор.
— Еще бы, — прошипела графиня, — ведь это он, кажется, похитил вас?
— И он позволит себе заметить графине, что мадемуазель Нини здесь лишняя… — расхрабрился Жак.
— Но ведь нельзя же отослать ее к Шарлет, которая бродит вокруг дома! — сказал я, нарочно повысив голос. — Нет уж! Отведи-ка ее лучше к няне, она в винограднике, а потом возвращайся сюда. Если твоей невесте придется делать уступки, нам понадобится и твое согласие.
— Она может делать любые уступки, — ответил Жак, уводя Нини, — она предоставила окончательное решение вопроса вам, дядя, и я присоединяюсь к ее желанию.
И он увел девочку, в то время как графиня, обратив очень мало внимания на то, что уводят ее дочь, с которой она давно не виделась, всматривалась в черты лица и в фигуру Жака, разглядывая его с надменным и ироническим любопытством.
— Так вот он каков, предмет страсти мадемуазель де Нив! — сказала она, как только он вышел.
— Это мой племянник, — вставил я, — сын моей любимой сестры, чудный малый и очень порядочный человек.
— Не правильнее ли будет назвать его очень ловким человеком? Господин Шантебель, всем известна ваша снисходительность к членам своего семейства. Я вижу, что вы благодушно закрываете глаза на факт похищения. А между тем едва ли все другие отнесутся к такому факту подобно вам…
— Этот факт останется неизвестным, потому что никто не станет о нем говорить из уважения к мадемуазель де Нив и к вам.
— Ко мне? А при чем здесь я?
Я подошел к ней поближе и сказал очень тихо:
— Потому что вы в сговоре с Шарлет подготовили этот скандал, чтобы обесчестить мадемуазель де Нив!
Она побледнела, точно перед обмороком, потом, поборов себя, ответила тихо:
— Это гнусная ложь, и вы ничем не можете ее доказать!
— Хотите, я позову Шарлет? Она еще здесь!
— Зачем ее звать? — пробормотала она в растерянности.
— Вы прикажете ей при мне сказать всю правду. Добавите, что только этой ценой она получит обещанную награду, в крайнем же случае мы все сложимся, чтобы развязать ей язык. Она покажет ваши письма.
Графиня беспомощно пролепетала:
— Не делайте этого! Я в ваших руках, пощадите меня!