Дракона откровенно не любили все, кроме меня. Почему-то слуги видели в нем свирепое чудовище, исчадие ада. И требовалась поистине суровая воля, чтобы держать в узде их страхи и дикие суеверия. Но со временем я ощущала, что мне все меньше приходится притворяться; я, и в самом деле, становлюсь той «железной леди с каменным сердцем», какой они привыкли меня считать. Мне было легко справляться с другими, потому что я не знала снисхождения к себе.
Пожалуй, единственной моей привязанностью, моим другом оставался Фай. Возможно, потому, что он когда-то принадлежал чародею, все еще являясь для меня его частичкой. А возможно, и потому, что он слишком отличался от всех остальных: людей и существ; абсолютно неземное, непредсказуемое и невероятное создание.
Я помню самые первые дни после ухода Двэйна, их неописуемую черноту и безысходность. И то, как мы с драконом каждый вечер сидели у парапета в этой самой западной башне и глядели на догорающий закат, на уползающую, подобно змее, дорогу, по которой ушел маг. И я готова поклясться: мы оба думали об одном и том же!
«Тебя он тоже оставил, Фай», - шептала я в горести, обнимая его за холодную чешуйчатую шею. Дракон, конечно, не отвечал ничего и никаким образом не проявлял своих чувств: драконам это несвойственно. Он просто молча глядел вдаль, ледяной и неподвижный, будто осколок камня, и в его обсидиановых глазах отражалась вселенская пустота.
Его невозможно было погладить, не рискуя пораниться при этом об острую чешую, нельзя было прижаться к теплому боку, как это легко проделать с большой собакой или лошадью, но мне отчего-то все равно становилось намного легче рядом с полумифическим зверем, чей взгляд не прочесть. И пусть мы были слишком отличны друг от друга, нас объединяла одна любовь – та, которую мы утратили навсегда. И это оказалось крепче самых привычных уз.
Постепенно боль сглаживалась, лишаясь наиболее острых граней, но не становясь от этого менее сильной. Она как будто погружалась внутрь, в глубину души, словно в мягкое желе, расплывчатым силуэтом проглядывая сквозь дымку воспоминаний и сожалений. Она стала моей частью, через нее я глядела на мир. И мне не хотелось иного: пока боль жила во мне, мой чародей тоже присутствовал рядом. А когда я смотрела на дракона – я видела в нем отражение этой боли.
Так было лучше.
***
Год проходил за годом. Стены замка порастали серебристым мхом, а в моих золотых прядях появились серебристые волоски. Я смотрела на них с изумлением, словно не веря, что тоже могу когда-то состариться.
Жизнь текла своим чередом. Кто-то приходил, кто-то уходил. Менялись люди и лица. Декорации оставались.
Худо-бедно мне удавалось поддерживать порядок в замке и окрестностях, хотя это была нелегкая ноша для моих плеч. Женщина не создана для того, чтобы управлять; так принято считать, и посему мало кто всерьез признавал мое право на владение.
Однако если я чувствовала, что мое положение может, действительно, пошатнуться, я прибегала к самым жестоким мерам, не считаясь с правилами, тем самым подтверждая легенду о моем «каменном сердце». И в такие моменты мне неоднократно помогал мой необычный питомец. Фай превратился в настоящую грозу для непокорных: черная крылатая громадина, извергающая пламя и способная одним махом проглотить целую корову. Его боялись и ненавидели. И, подозреваю, подобное отношение распространялось также на его хозяйку.
Но меня, по правде говоря, это не особенно беспокоило. Меньше всего на свете меня волновало отношение челяди. Главное, чтобы обязанности исполнялись четко и быстро, чтобы моих приказов слушались, а мое мнение служило законом здесь, в этих стенах.
В свободное от основных дел время я завела полезную привычку: осваивать что-то новое. И вскоре меня увлекли занятия музыкой. Я открыла для себя мир гармонии и вдохновения.
Маленькая шестиструнная лютня стала моим любимым инструментом. Я обнаружила, что гораздо легче справиться с тоской, если переложить ее на слова песни, и теперь долгие зимние вечера уже не пугали меня. Прежде я и не догадывалась, сколько отчаянной сладости в протяжных песнях, сопровождаемых перезвоном струн. Это был полет и падение в пропасть, пробуждение к бесконечной радости и погружение во тьму. Лютня могла исцелять и ранить. Она дарила власть, о которой я и не знала: власть над душой. Но даже она не могла всего…