Пока он мылся, я осторожно развернула бархатную ткань и бережно провела рукой по лаковому корпусу виуэлы, его верной подруги и единственной спутницы. О, как бы мне хотелось быть на ее месте! С ней он не расстанется никогда – это я знала совершенно точно. Моя непревзойденная соперница… Что видела она, находясь с ним рядом? Кому он пел свои песни, ласково касаясь ее серебряных струн?
Почему, ну, почему счастье не может быть полным и абсолютным? Почему оно отравлено печалью и тайными подозрениями?
За столом Бедивир развлекал меня разными веселыми историями, которые произошли с ним на самом деле или в его фантазиях, делился впечатлениями последнего путешествия, а меня, по-прежнему, продолжала грызть нелепая ревность к этой, иной частичке его жизни, которая для меня недоступна. Я повторяла себе, что это глупо, что я напрасно измышляю себе всякие несуществующие страхи, что каждый человек должен иметь кусочек свободы, свой личный маленький мир, в который всем остальным путь заказан.
Но несмотря на это, внутреннее беспокойство нарастало. Он все еще любил меня, мой менестрель, хотя где-то, какой-то своей частью, какой-то мыслью, он уже был не совсем моим.
И вопреки той страсти, которая все еще бушевала между нами, тонкая тревожная нотка внутри меня продолжала звучать. Так эхо от звона порванной струны долгое время дрожит в окружающем пространстве.
Бедивир уезжал – и возвращался, а я ждала его, глядя в окно на перекресток трех дорог, точно самая верная из всех жен. И каждый раз умирала от страха, что не увижу его вновь.
Разные мысли бродили в моей голове. Пожалуй, наибольшее беспокойство мне причиняла одна из них: о нашей разнице в возрасте. Ведь менестрель так молод и так прекрасен, а на моем лице уже проявляются первые признаки увядания. Как скоро он заметит это? Как быстро я наскучу ему?
А наша разница в положении никогда не позволит нам официально обвенчаться. Так не бывает, чтобы наследница древнего и славного рода заключила брак с бродячим поэтом. Этого не признает ни одна церковь, ни один устав!
И если смотреть на вещи подобным образом, то становилось совершенно очевидно, что у нас нет никакого будущего.
Но мне было все равно. Я бросалась в омут, зажмуривая глаза и надеясь, что неким чудесным образом все разрешится. Ведь два разумных человека могут найти какой-то выход! Самое главное – их желание быть вместе, их чувства, их взаимная любовь. На самом деле, нет ничего на этой земле важнее любви.
Я знала это, и я прощала ему абсолютно все: мои слезы, его частые отлучки, его юную дерзость, граничившую с наглостью. Это казалось таким незначительным, по сравнению с тем, что он рядом! Царствующий над моим сердцем, думаю, он мог позволить себе любую выходку. Это снаружи я была знатной дамой, а он – нищим бардом. Внутри же все обстояло с точностью до наоборот. Я полностью попала под его власть, сама не заметив, как это произошло. Однако, к чести Бедивира, он старался не злоупотреблять данной властью, проявляя царскую щедрость и снисходительность монарха. И я, как последняя нищенка, благословляла его за эту доброту! Будто, забывшая о собственной гордости, не была достойна любви сама по себе.
Счастлива лишь в его присутствии, я могла дышать, и двигаться, и жить, пока он смотрел на меня, пока касался. И, как когда-то в первый миг нашей встречи, я осознала, что все предопределено и ничего изменить невозможно, так и сейчас во всем происходящем я ощущала твердую руку судьбы. Я чувствовала себя тонкой травинкой в ее беспощадных пальцах, хрупкой соломинкой, которая вот-вот будет переломлена пополам.
Я знала это, я видела – и ничего изменить не могла.
Однажды, вернувшись из длительной поездки, Бедивир обнял меня, как обнимал всегда. Но затем отстранился, прерывая дальнейшие ласки. Глядя на него, я ощутила некую стену, воздвигшуюся внезапно между нами. Это был он – и не он, словно чужой человек возвратился в его обличье.
У моего менестреля никогда не было такого холодного взгляда, исполненного вины и сожаления, он не отказывал мне в объятиях и поцелуях, он не молчал, закрывшись в себе, словно произошло нечто непоправимое.
Я напрасно пыталась растормошить его: улыбка так и не коснулась сжатых губ. И внутренне уже понимая, что наступило то самое мгновенье, с которого обратной дороги нет ни для кого из нас, я все же пыталась удержать, изменить, использовать какой-то последний шанс, пока еще не сделан шаг, не сказаны слова… Пока мы оба еще на этой стороне – а не на той…